Я мягко приземлился на подушку старых листьев. Их здесь, по-моему, сроду не убирали. Участок весь зарос лесом. Орешник чередовался с березами, молоденькие клены тщетно боролись за жизненное пространство со старыми елями. Пила и секатор садовника, очевидно, в последний раз касались этих стволов лет двадцать назад. Сквозь заросли даже дома не было видно. Я стал потихоньку пробираться сквозь колючки к центру усадьбы. Мне вспомнилось, сколько сил, приключений и средств понадобилось моей бывшей, Кате Калашниковой, для того, чтобы обустроить свои сотки в ближнем Подмосковье. «Н-да, – подумал я, – бесхозяйственно пропадает супердорогая подмосковная землица. Конечно, если гражданке Толмачевой удастся охмурить старика, она быстренько наведет в усадьбе свои порядки. А если ей не подфартит – земелькой столь же охотно распорядится Мишель».
Я вышел наконец на опушку здешнего леса и увидел сквозь стволы старый дом. Конечно, лет тридцать назад, в советские времена, он мог поразить воображение: два этажа, две огромных застекленных террасы, большой балкон… Однако теперь в сравнении с особняками на Рублевке и Новой Риге (да и кое-где здесь, в Щербаковке) жилище бывшего секретаря ЦК выглядело скромной избушкой. И я зашагал было к усадьбе, как вдруг…
Я опустил взгляд и увидел, что на меня абсолютно бесшумно, огромными прыжками, налетает подлинное чудовище. Мгновение спустя я понял, что это собака – восточноевропейская овчарка. Она неслась, как меховой снаряд – и у снаряда сверкали клыки. Я заметил валявшийся у моих ног тяжелый сук и наклонился к нему – но подобрать не успел. Единственное, что смог, – прикрыл одной рукой голову, а другой горло. Пес налетел, но не стал, слава богу, вцепляться. Он с маху врезался в меня в прыжке всем телом. Его вес, помноженный на скорость, оказался изрядным. Я почувствовал сильнейший удар и полетел на землю. А собака нависла своей мордой прямо над моим лицом и, скалясь, угрожающе зарычала.
– Фу, Зара! – услышал я женский голос. – Не брать! Сторожить!
Рычание прекратилось, но псина, в полной боевой готовности, уселась со мной рядом, не спуская с меня своих желтых глаз. Клыки были оскалены. Я чувствовал себя идиотом. Стараясь шевелиться очень плавно, я сел на землю.
– Ты кто? – спросила меня женщина. Похоже, та самая Любовь Толмачева: на вид лет сорока, славянского типа, плотного телосложения.
– Я к Петру Ильичу, – выдавил я.
– Я другой вопрос задала, ты не понял? Не
– Меня зовут Павел Синичкин, – покорно начал я, по-прежнему сидя на траве у ее ног. – Я частный детектив.
Я залез во внутренний карман куртки (собака угрожающе зарычала и оскалилась) и вытащил свой паспорт и лицензию, потом протянул их женщине. Пока она рассматривала документы, я продолжал:
– Меня наняла Мишель, правнучка Васнецова, по поводу ограбления в ее квартире.
– И поэтому ты решил забраться к нам на участок?
– Я звонил, никто не отвечал, а калитка оказалась открытой, – соврал я (ох, дурак, зачем полез, с самого начала оказался в положении оправдывающегося). – Вот и вошел. Скажите вашей собачке, чтобы она позволила мне встать.
Я стал приподниматься, псина опять заворчала, но женщина укоротила ее: «Фу!»
– Ну вот, зазеленил брюки, теперь придется сдавать в химчистку, я, знаете ли, не женат, мне стирать-гладить некому, приходится все самому…
Я отряхивался и нес любую ерунду, чтобы звуком своего голоса успокоить даму.
– Забирайте, – она возвратила мне документы и с интересом заметила: – Первый раз в жизни вижу частного сыщика, – заметила она.
В ее голосе даже прозвучал отзвук кокетства. Воистину, мое обаяние безгранично.
– Да, я такой. Как видите, похож на Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро и Ниро Вульфа одновременно.
Толмачева даже посмеялась моей шутке и добавила:
– Ну-да, особенно на Ниро Вульфа.
Приятно иметь дело с женщиной, которая читала Рекса Стаута. К тому же охотница за завещанием выглядела, надо признать, неплохо. Веселые голубые глаза, тонкие черты лица, чувственные губы, красивые плечи и руки. Я подумал, что не отказался бы… Раз уж мне – я почти на десяток лет ее моложе – пришло подобное в голову, то можно себе представить, что испытывает восьмидесятилетний старик. Хотя до вчерашнего дня я считал, что максимум секса, который может себе позволить товарищ в столь преклонном возрасте – раз в неделю подержаться за ручку прекрасной дамы. Интересно, как у них все происходит на самом деле?
Ничего, кстати, удивительного, что в отношении меня барыня столь стремительно сменила гнев на милость. Наверное, скучает рядом со своим старцем по настоящей ласке. И не дряблому мужскому телу.
– А вас зовут… – поинтересовался я.
– Люба, – молвила хозяйка. – Любовь Толмачева. – Да, я оказался прав. – А вам Мишель разве обо мне не говорила?
– Говорила.
– Что же, интересно, она поведала?
– Что вы – ее новая прабабушка.
Женщина горько улыбнулась.
– И только?
– Ну, правнучка не слишком довольна вашей разнице в возрасте с
– А кто сказал, что мы женимся?
– Мишель считает, что дело к тому идет.