Бойтесь данайцев, дары приносящих

– Да ты что себе позволяешь, щенок! Ты забыл, о чем я вас всех предупреждал!? Персонального дела захотел!? И по строевой, и по партийной части? Ты забыл, что сам – женат? Что партийный? Под Москвой служить надоело? В спецотряде ВВС?! Под Хабаровск захотел? Вот учти, Григорий: если я тебя еще раз когда-нибудь с этой космонавткой увижу – именно с этой, наплевать на других – Галиной Иноземцевой, – не сдобровать тебе, не сносить головы! Понял ты меня!?

– Так точно, – вздохнул Нелюбин.

– Капитан Нелюбин, что вы там себе бормочете! Повторить, ЧТО ИМЕННО вы поняли.

– Больше не подходить к слушателю-космонавту Иноземцевой.

– Громче!

– Больше я не должен даже подходить к слушателю-космонавту Иноземцевой.

– Кругом марш!

…А назавтра утром на построении Провотворов зачитал приказ:

– Первое. В связи с неоднократным нарушением дисциплины капитана Нелюбина от подготовки к полету в качестве запасного пилота – ОТСТРАНИТЬ.

А Галю сразу после построения и завтрака отправили в институт авиационной и космической медицины – проходить тренировки в сурдокамере.

Подмосковье, военный городок (Звездный).

Галя

Сурдокамера – это вот что: наглухо закрытая комната площадью два на два, не больше. Там столик и кресло, в котором можно спать. И никакой связи с внешним миром. Точнее – тебя испытатели видят и слышат. И оценивают все, что ты делаешь и говоришь. Но ты – не видишь и не слышишь никого. Тебе три раза в день дают еду. И порой тушат свет, чтобы можно было сходить в туалет. Ты можешь делать все: петь, разговаривать, писать, рисовать. Надо только не забывать, что психологи, врачи и командиры будут потом изучать каждое твое слово, каждую запись и рисунок. И непонятно, что сказанное, написанное или нарисованное тобой они сочтут правильным, а что засвидетельствует, что ты космического полета не выдержишь.

Муж Владик заранее рассказывал Гале про сурдокамеру, и зачем она придумана, и почему именно десять дней в ней сидеть приходится. Оказывается, запасов воздуха на корабле, в случае чего, хватает именно на десять суток. По идее, орбита будущего полета высчитывается таким образом, что если тормозная установка откажет, то за десять дней, цепляясь за атмосферу, аппарат затормозится об нее и упадет на Землю. Да – тогда посадка будет жесткой. И упадет корабль неизвестно куда. Однако главное: надо быть заранее уверенным, – что космонавт за эти десять дней в одиночку на орбите сохранит самообладание и не сойдет с ума, на радость западным оппонентам.

Говорили, что Юрка Первый в сурдокамере по громкой связи смешил врачих, а однажды гаркнул так, что всех напугал: «Внимание! Внимание! Мы подходим к плотным слоям атмосферы планеты Венера! Готовимся к посадке!» Алеша Блондин в своей отсидке рисовал, Герман Второй – читал стихи. Но потом книги в сурдокамере запретили – их ведь не возьмешь с собой на борт настоящего корабля.

А Паша Бондаренко, слушатель-космонавт, здесь, в сурдокамере, – погиб. Одиннадцатого марта шестьдесят первого. Темная история. Рассказывали, что брал у себя кровь для анализа – ватка, смоченная спиртом, попала на электроплитку, начался пожар: воздух в сурдокамере перенасыщен кислородом.

Но нет, нет, не надо думать о трагичном и грустном. Лучше о хорошем.

«А Провотворов, оказывается, какой мстительный и ревнивый. Готов сражаться за меня. Причем любыми методами. Гришку от полета отстранил. Меня в сурдокамеру спрятал. Нет, нет, это не радостное, не хорошее.

Как там, интересно, сынок? Как Владик с ним справляется? Как он кушает? Не болеет ли? Интересно, сообщат ли мужу, что она на испытаниях и поэтому в воскресенье домой не приедет? Должны сообщить».

Мысли о сыне снова заставили задуматься: что же она за мать? Как могла бросить его? Но это ведь ненадолго. И разве Космос и Полет этого не стоят?

…Когда через десять дней испытания закончились и ее привезли назад на Чкаловскую, то в профилактории на ее кровати – не иначе, девчонки оставили – лежали на подушке шоколадка, пластмассовый олененок и открытка: «Мы тебя любим!»

Подмосковье, Подлипки.

Владик

С Тюратама вернулся Жора.

Рассказал – шепотом, с оглядкой, пока они шли по территории ОКБ в столовую, о втором пуске по программе «Зенит-два». О том, что корабль-разведчик наконец полетел, Владик догадался по сообщению ТАСС, который во всеуслышание заявил о запуске, в интересах народного хозяйства, космического спутника Земли «Космос‑4». Но о том, как все прошло в реальности, не знал никто не то что из простых советских людей, но даже и не причастные непосредственно к событию сотрудники ОКБ.

– В целом достаточно успешно слетали: вывели изделие штатно. Не очень получилась передача данных по телевизионному каналу. Планировалось, как ты помнишь, на борту автоматически проявлять отснятую пленку, а потом протягивать ее перед телекамерой и передавать сигнал на Землю. Вышло плохо, неразборчиво. Наверно, от этой системы откажутся в пользу третьего фотоаппарата.