Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

В один из мартовских дней 1948 года к тюрьме в Тури двигалась странная процессия. Впереди шествовал чиновник, срочно командированный из Бари — центра провинции — для встречи и приема гостей. За ним, соблюдая дистанцию в полшага, семенил мэр города Тури, поминутно оглядываясь назад. Каждая лужа или выбоина, а таких на пути оказалось немало, вызывала беспокойство мэра. Его тревожила и длинная каменная стена, мимо которой им предстояло пройти. На этой серой степе еще в двадцатых годах кто-то написал красной краской: «Ленин». При фашизме надпись неоднократно. соскабливали, но она упорно появлялась все снова и снова, и даже без краски, по выскобленным углублениям можно было прочитать: «Ленин», Мэр вспомнил, как однажды он, боязливо отворачиваясь, пробирался мимо стены, чтобы его, не дай бог, не заподозрили.

Сейчас он тоже с тревогой ждал, когда покажется серая стена. Вдруг там нет надписи!.. Надпись была. Мэр с удовлетворением прочитал: «Ленин».

Волнение, впрочем, не проходило. Ему — захолустному чиновнику — довелось сопровождать сыновей самого Антонио Грамши. Молодые люди приехали в Тури из далекой Москвы. Мэр считал, что на его долю выпала большая честь.

Сыновья Грамши — Делио и Джулиано заканчивали свое путешествие по Италии. В 1947 году Антонио Грамши был посмертно награжден высшей итальянской литературной премией «Виареджо». Для получения премии в Италию пригласили детей Грамши. Они приняли участие в церемонии вручения премии, полученные деньги передали в фонд коммунистической партии и как дорогие гости партии объехали много городов и сел.

В нашу задачу не входит рассказ о необыкновенном путешествии двух молодых людей, вчерашних московских школьников, которых вся Италия встречала как детей своего национального героя. На многотысячных митингах гремели слова приветствия, люди приходили издалека, чтобы посмотреть на сыновей «нашего Грамши», а если повезет и удастся протиснуться поближе,— пожать им руку.

Потрясенные всенародной любовью к памяти отца, оглушенные виденным и пережитым за несколько месяцев, молодые люди шли сейчас к тюремным воротам, меньше всего замечая выбоины и лужи, которые так беспокоили мэра.

Процессия остановилась. У тяжелых, окованных железом ворот ждали чины тюремной администрации, тщательно выбритые, в начищенных мундирах, во главе с начальником тюрьмы. Тем самым начальником, с которым Антонио Грамши вел непрерывную борьбу за право работать, право писать. И тюремный врач был здесь, тот самый субъект, который осквернил самое имя врача отказом тяжело больному Грамши в медицинской помощи. У волков вырвали зубы, но они продолжали существовать.

Кого это начальник тюрьмы выталкивает вперед? Надзиратель Вито Семерано. Ему можно пожать руку.

— Я слежу, чтобы доска была в порядке,—говорит Семерано, показывая на гранитную плиту, прикрепленную рядом с тюремной дверью. На плите выбито:

«В этой тюрьме жил в заключении Антонио Грамши, учитель, освободитель, мученик, который предрек безумным палачам гибель, погибающей Родине — спасение, трудящемуся народу — победу».

Эта доска была прибита 27 апреля 1945 года — в одну из годовщин смерти Грамши.

Гулкими тюремными коридорами гости подошли к двери, когда-то на долгие годы она захлопнулась за узником.

Снова доска: «Камера, в которой содержался Антонио Грамши».

Камера пуста. Обстановка, хорошо известная по письмам Грамши. Ничего не изменилось. И сосед Антонио Грамши, араб, пожизненный узник, жертва судебной ошибки, продолжал отбывать свое бесконечное заключение.

Нельзя ли войти к этому человеку? Начальник поморщился, но разрешил. Лязгнули засовы... Старик судорожно забился в угол. Он был безумен.

Снова по гулким коридорам, в сопровождении «почетного эскорта» надзирателей к выходу. Как хорошо дышится вне стен тюрьмы.

А на площади уже собрались люди, местные и приезжие. Они стекались со всех сторон: пешком, на велосипедах, мотоциклах, чтобы почтить память человека, жившего, боровшегося и принявшего муки ради их будущего.

И еще прошло время. Три десятилетия. Можно было бы рассказать о том, как ИКП — одна из самых мощных коммунистических партий капиталистического мира — борется за создание в Италии нового общества. И о том, как в мире растет влияние Грамши, его трудов, его смелой творческой мысли, может быть, в не меньшей степени — влияние его высокой нравственной позиции Коммуниста.

И еще о многом, принципиально важном и нужном, вероятно, следовало бы сказать!

Но ограничимся одним любопытным эпизодом.

Весной 1972 года автор этой книги жил и работал в писательском доме творчества под Москвой, почти рядом с санаторием, в котором находилась Юлия Аполлоновна, Часто навещал ее. В один из погожих апрельских дней подошел к знакомому трехэтажному зданию. У подъезда стояла машина, толпились люди. Не так уж много, но все же непривычно толпились. Обычно на скамьях сидели пожилые люди, неторопливо беседовали, грелись на весеннем солнышке. Распахнулась входная дверь, в сопровождении главного врача вышел корреспондент газеты «Унита» в Советском Союзе Карло Бенедетти и еще двое.