Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

«Я беседовал с некоторыми прибывшими сюда делегатами,— сказал Ленин,— и надеюсь в дальнейшем ходе конгресса хотя и не лично участвовать в нем — это, к сожалению, для меня невозможно,— но подробно поговорить с большим числом делегатов из различных стран». Последнюю часть своей речи Ленин посвятил проблеме использования русского опыта иностранными товарищами. «Они должны воспринять часть русского опыта. Как это произойдет, этого я не знаю. Может быть, нам окажут большие услуги, например, фашисты в Италии, тем, что разъяснят итальянцам, что они еще недостаточно просвещены и что их страна еще не гарантирована от черной сотни».

Параллельно с пленарными заседаниями конгресса работали комиссии, в том числе «малая комиссия по итальянскому вопросу». Прения проходили нервно и напряженно.

Для Грамши наступили крайне трудные дни. Приход фашистов к власти резко изменил соотношение сил и общую ситуацию в Италии. На одном из заседаний комиссии он прибег к образному сравнению: слить две партии—все равно что женить Джандую (одна из традиционных масок итальянской народной комедии, вроде русского Петрушки) на дочери перуанского короля. Но в Перу нет короля, нет, следовательно, и кородевской дочери. Кое-кто воспринял это как шутку, которой оратор хотел разрядить обстановку. Грамши не шутил: он был убежден, что после «похода на Рим» Итальянская социалистическая партия фактически перестала существовать. Но люди, входившие в эту партию, а среди них было немало честных рабочих, остались. Их надо принять в КПИ. Против индивидуального приема многие возражали, предлагали коллективно принять социалистов в КПИ, с последующим индивидуальным отбором. Шли страстные споры. Бордига накалил атмосферу дискуссии, отказавшись войти в «межпартийную комиссию по слиянию». Человек, еще остававшийся главой Коммунистической партии Италии, уже оказался в оппозиции.

Несколько позднее в письме к Тольятти и Скоччимарро Грамши с горечью скажет, что в эти памятные полтора-два месяца ему пришлось «извиваться ужом», чтобы избежать раскола партии вдали от самой партии.

После утомительного заседания чистый морозный воздух казался особенно вкусным. Грамши неторопливо пересек двор Кремля, направляясь к выходу.

— Товарищ Антонио, здравствуйте! — окликнул его женский голос по-итальянски.

Голос показался знакомым. Неужели Юлия? Он резко обернулся. Нет, это была не Юлия.

— Не узнаете меня? Неудивительно. Ведь нас было очень много,— засмеялась женщина.

Но он уже узнал ее:

— Анна Аполлоновна, каким чудом?

— Ну, не преувеличивайте. Будто мы в вашем любимом Турине на улице XX Сентября[7]. Вот это было бы .чудом.

— Почему на улице XX Сентября?

— А что, в Турине нет такой улицы?

— Есть.

— Именно потому. Во всех итальянских городах есть улица XX Сентября.

— Скажем, почти во всех... Все же почему вы здесь, если не секрет?

— Секрет, страшный секрет, но вам как доброму знакомому откроюсь. Группа московских артистов готовит для делегатов конгресса представление, что-то вроде политического обозрения.

— А вы?..

— Скромный помощник по музыкальному оформлению. Но вот идет вдохновитель спектакля. Разрешите, я вас познакомлю... Виктор Яковлевич, на минуту.

Стремительной походкой впереди небольшой группы людей шагал невысокий человек в кожаной куртке и

кожаной фуражке. На голос Анны Аполлоновны он обернулся и так же стремительно приблизился.

— Виктор Яковлевич Типот — наш режиссер и конферансье... Антонио Грамши...

— Можете не продолжать, Анна Аполлоновна, я знаю, кто такой Антонио Грамши! — воскликнул Типот.

— Но вы можете не знать, что Антонио Грамши несколько лет был профессиональным театральным критиком.

— Да? — оживился режиссер.— Тогда,— он перешел на неважный французский язык,—позвольте вас задержать на несколько мгновений. Надя! — Красивая стриженая блондинка со светлыми прозрачными глазами отделилась от группы.— Моя жена, Надежда Германовна. Она поможет нам объясниться.

— Мне вы не доверяете? — улыбнулась Анна Аполлоновна.

— Анна Аполлоновна, Ася!..—укоризненно воскликнул энергичный «кожаный режиссер», как его мысленно окрестил Грамши.— Нам еще понадобится Ильинский. Игорь Владимирович! — Подошел молодой человек.— Наш Ллойд Джордж,— представил его режиссер.

Молодой человек улыбнулся открытой, обаятельной улыбкой. Грамши, тоже смеясь, развел руками.

— Мое замечание, может быть, неуместно, но Ллойд Джордж... чуть постарше. Ему, пожалуй, за шестьдесят...

— Пятьдесят девять,— уточнил режиссер.— Это не имеет значения. Правда, Игорь Владимирович?

Молодой человек кивнул. Лицо его мгновенно изменилось. Перед Грамши стоял пожилой человек, даже без грима чем-то похожий на Ллойд Джорджа.

— Удивительно! — воскликнул Грамши.— Я видел и даже немного изучал технику перевоплощения Руджеро Руджеро. И писал о нем. Впрочем, имя это вам ничего не говорит.

— Мне пришлось читать о труппе Руджеро Руджеро, — вежливо заметила Надежда Германовна.

— Вот видите! Значит, не я его выдумал,— Грамши шутливо поклонился Надежде Германовне.— Как вам все-таки это удалось? — спросил оп молодого актера.