Бойцовский клуб

Я становлюсь на колени рядом с Тайлером перед холодильником, и Тайлер, взяв мои руки, показывает их мне. Линия жизни. Линия любви. Бугорки Венеры и Марса. Холодный туман сгущается вокруг нас, и холодильник освещает ярким светом наши лица.

— Мне нужно, чтобы ты сделал мне ещё одно одолжение, — говорит Тайлер.

Это насчёт Марлы, не так ли?

— Не говори ей обо мне. Никогда. Не говори обо мне за моей спиной. Обещаешь?, — говорит Тайлер.

Я обещаю.

Тайлер говорит:

— Если только ты упомянешь меня при ней, ты никогда меня больше не увидишь.

Я обещаю.

— Обещаешь?

Я обещаю.

Тайлер говорит:

— А теперь запомни: ты трижды обещал.

Слой чего-то жирного и прозрачного собирается на самом верху.

Жир, говорю я, он разделяется.

— Не беспокойся, — отвечает Тайлер. — Прозрачный слой — это глицерин. Ты можешь обратно замешать глицерин, когда делаешь мыло. А можешь и выкинуть.

Тайлер облизывает свои губы и поворачивает мои руки ладонями вниз на своё бедро, прямо на полу его прорезиненного халата.

— Ты можешь смешать глицерин с азотной кислотой, чтобы получить нитроглицерин, — говорит Тайлер.

Я в изумлении открываю рот и повторяю: нитроглицерин.

Тайлер облизывает свои блестящие влажные губы и целует тыльную сторону моей ладони.

— Ты можешь смешать нитроглицерин с селитрой и опилками, чтобы получить динамит, — говорит Тайлер.

Поцелуй блестит на тыльной стороне моей белой ладони.

Динамит, говорю, и сажусь на корточки.

Тайлер сдирает крышку с канистры с щёлоком.

— Ты можешь взрывать мосты, — говорит Тайлер.

— Ты можешь смешать нитроглицерин с большим количеством азотной кислоты и парафина, если тебе нужна желеобразная взрывчатка, — говорит Тайлер.

— Да ты запросто можешь небоскрёб взорвать, — говорит Тайлер.

Тайлер наклоняет канистру с щёлоком над блестящим влажным поцелуем на тыльной стороне моей ладони.

— Это химический ожог, — говорит Тайлер. — И он хуже сжигания тебя заживо. Хуже сотни сигарет.

Поцелуй блестит на тыльной стороне моей ладони.

— У тебя останется шрам, — говорит Тайлер.

— Имея мыло в избытке, — говорит Тайлер, — ты можешь взорвать весь мир. А теперь вспомни своё обещание.

И Тайлер высыпает щёлок.

Глава 7

Слюна Тайлера убила двух зайцев. Влажный поцелуй на тыльной стороне моей ладони удержал хлопья щёлока, пока они горели на моей коже. Это первый заяц. А второй заяц — тот факт, что щёлок жжётся только в соединении с водой. Или слюной.

— Это химический ожог, — сказал Тайлер. — И он жжёт сильнее, чем что бы то ни было.

Ты можешь использовать щёлок для прочистки засорившихся труб.

Закрой глаза.

Щёлок и вода могут прожечь насквозь алюминиевую кастрюлю.

Смесь щёлока и воды растворяет деревянную ложку.

Как только он соединяется с водой, щёлок разогревается до двухсот градусов и жарит-парит-жжёт тыльную сторону моей ладони, а Тайлер закрывает рукой мои пальцы, наши руки вытягиваются по стрелке моих кровавых брюк, и Тайлер просит внимания, так как это — величайший момент в моей жизни.

— Потому что всё до этого — история, — говорит Тайлер. — И всё после этого — история.

Это величайший момент нашей жизни.

Щёлок приобретает правильную форму тайлерова поцелуя, он — пожарище, клеймо, перегрев атомного реактора на моей ладони, которая сама по себе стала длинной-предлинной дорогой, удалившейся от меня на многие мили. Тайлер говорит, чтобы я вернулся и оставался с ним. Моя ладонь покидает меня, она становится маленькой на горизонте, в самом конце дороги.

Представь, что огонь всё ещё горит, только он сейчас за горизонтом. Зарево. Закат.

— Вернись к боли, — говорит Тайлер.

Это форма направленной медитации, которую используют в группах поддержки.

Даже не думай о слове «боль».

Если направленная медитация работает при раке, она сработает и здесь.

— Посмотри на свою руку, — говорит Тайлер.

Не смотри на свою руку.

Не думай о словах «обжигающий», «плоть», «ткани», «обугленный».

Не слушай свой плач.

Направленная медитация.

Ты в Ирландии. Закрой свои глаза.

Ты в Ирландии, стоит лето после окончания колледжа, и ты пьёшь в пабе недалеко от замка, где каждый день автобусы выгружают английских и американских туристов, пришедших поцеловать камень Бларни.

— Не закрывайся, — говорит Тайлер. — Мыло и человеческое самопожертвование идут нога в ногу.

Ты покидаешь паб вместе с потоком людей, прохаживаясь по тихим улочкам, утыканным мокрыми автомобилями — только что пролил дождь. Всё говорит за то, что это ночь. Пока ты не добираешься до замка Бларнистоун.

Полы в замке прогнили к чёртовой матери, и ты взбираешься по каменным ступеням — во всё более сгущающуюся тёмноту. Все притихли на время восхождения; это традиция перед маленьким актом сопротивления.

— Послушай меня, — говорит Тайлер. — Открой свои глаза.

— В древности, — говорит Тайлер. — Человеческие жертвоприношения совершались на холме над рекой. Тысячи людей. Слушай меня. Людей приносили в жертву, а тела сжигали в погребальном костре.

— Ты можешь плакать, — говорит Тайлер. — Можешь пойти к раковине и пустить воду, но главное, ты должен знать, что ты глуп и ты умрёшь. Взгляни на меня.