Бойцовский клуб

«На прошлой неделе», — говорю я Тайлеру: «на рождественской вечеринке Империи Адвокатов Штата, я поднял свой, и засунул его во все из апельсиновые желе».

На прошлой неделе, говорит Тайлер, он остановил лифт и напердел на целую тележку Boccone Dolce для чая Молодёжной Лиги.

Тайлер знает, как хорошо меренга впитывает запахи.

С тараканьего уровня мы слышим, как несчастный арфист играет на своём инструменте, в то время, как титаны вонзают вилки в только что поданного барашка, и каждый кусок — размером с целую свинью, а каждый рот — размером со Стоунхендж янтаря.

Я говорю: «ну давай уже».

Тайлер говорит:

Я не могу.

Если суп будет холодным, они отошлют его обратно.

Эти великаны, они могут послать что-то назад на кухню просто так, без причины. Они просто хотят посмотреть, как ты бегаешь вокруг них за их деньги. На подобных ужинах, банкетных вечеринках, они знают, что чаевые уже включены в счёт, поэтому они обращаются с тобой, как с грязью. На самом деле, мы ничего не относим обратно на кухню. Слегка подвиньте на тарелке, подайте это кому-нибудь другому, и внезапно всё станет отлично.

Я говорю: «Ниагарский водопад». Река Нил. В школе все мы думали, что если поместить чью-то руку в тарелку с тёплой водой, пока он спит, то он обмочится прямо в постель.

Тайлер говорит:

— О-о.

За моей спиной Тайлер говорит:

— О-о, да. О-о, у меня получается. О-о, да. Да.

Сквозь полуоткрытые двери танцевальных залов в служебном коридоре слышно шуршание золотых, чёрных и красных юбок, таких же длинных, как золотые бархатные занавеси в старом Бродвейском Театре. Сейчас и снова здесь парочки Кадиллаков седанов, утопающие в коже, со шнурками на месте ветровых стёкол. А над машинами летит город солидных небоскрёбов в красных рекламах.

«Не слишком много», — говорю я.

Мы с Тайлером — террористы сферы обслуживания. Диверсанты солидных вечеринок. Отель оплачивает солидные вечеринки, поэтому, если кому-то нужна еда, он получает еду, и вино, и Китай, и фарфор, и официантов. Они получают наш труд, всё в одном счёте. И поскольку они знают, что они не могут припугнуть тебя чаевыми, ты для них просто таракан.

Тайлер однажды обслуживал солидную вечеринку. Тогда-то Тайлер и превратился в официанта — террориста. На этой первой вечеринке Тайлер накрывал рыбную перемену в этих белых и хрустальных облаках дома, который будто парит над городом на стальных ногах, погружённых в склон холма. Через какое-то время после подачи рыбной перемены, когда Тайлер мыл тарелки после томатной перемены, на кухню зашла хозяйка с листом бумаги, колышущимся, как флаг, так сильно у неё дрожали руки. Сквозь сжатые зубы Мадам поинтересовалась, не видели ли официанты кого-нибудь из гостей, спускающимся вниз по коридору, ведущему в спальную часть здания? Особенно гостей-женщин? Или хозяина?

На кухне находятся Тайлер, и Альберт, и Лен, и Джерри, моющие и ставящие на место тарелки, и помощник повара, Лесли, поливающий чесночным маслом артишоковые сердца, фаршированные креветками и овощами.

— Мы не должны ходить в эту часть здания, — говорит Тайлер.

Мы входим через гараж. Всё, что мы должны видеть — это гараж, кухня и столовая.

Хозяин входит, становится за спиной своей жены и берёт лист бумаги из её трясущихся рук.

— Всё будет в порядке, — говорит он.

— Как я могу смотреть на всех этих людей, — говорит Мадам, — пока я не узнаю, кто это сделал.

Хозяин положил открытую ладонь на задний вырез её белоснежного вечернего платья, которое стоило всего этого дома, и Мадам сразу подтянулась, её плечи выровнялись, и внезапно воцарилась тишина.

— Они — твои гости, — сказал он, — и это очень важная вечеринка.

Это выглядело по-настоящему смешно, словно чревовещатель приводил в движение свою куклу. Мадам посмотрела на своего мужа, и с некоторым нажимом он увёл свою жену назад в гостиную. Записка упала на пол, и двойное вуп-вуп кухонных дверей подхватило записку и принесло её к ногам Тайлера.

Альберт говорит:

— Ну, что там?

Лен вышел, чтобы начать убирать рыбную перемену.

Лесли ставит поднос с артишоковыми сердцами назад в духовку и говорит: — Ну что там, наконец?

Тайлер смотрит прямо на Лесли и говорит, даже не глядя в записку: — «Я добавил некоторое количество мочи по крайней мере в один из ваших изысканных ароматов».

Альберт улыбнулся:

— Ты помочился в её духи?

«Нет», — говорит Тайлер. Он просто оставил эту записку торчать между бутылочками. У неё на туалетном столике в ванной стоит по крайней мере сотня бутылочек.

Лесли улыбнулся:

— Так на самом деле ты этого не сделал?

— Нет, — говорит Тайлер, — но она об этом не знает.

Весь остаток ночи на этой белой и стеклянной небесной вечеринке Тайлер продолжал мыть тарелки из-под холодных артишоков, затем холодной говядины с холодными Pommes Duchesse, затем холодного Choufleur a la Polonaise прямо от хозяйки, а вина Тайлер подливал ей по крайней мере дюжину раз. Мадам сидела, наблюдая за тем, как её гостьи едят, пока между мытьём тарелок из-под sorbet и накрыванием apricot gateau, место Мадам во главе стола внезапно не опустело.