Бойцовский клуб

Чтобы Марла смеялась, чтобы у неё поднялось настроение, я рассказываю ей о женщине из «Дорогого Эбби»[21], которая вышла замуж за преуспевающего владельца похоронного бюро, а тот в брачную ночь заставил её принять ледяную ванну, чтобы кожа её стала ледяной на ощупь, после чего положил в постель и попросил не шевелиться всё время полового акта.

Забавно не то, что эта женщина послушалась его в брачную ночь, а то, что она продолжала делать так все следующие десять лет их совместной жизни, а теперь она пишет в «Дорогой Эбби» и спрашивает у него совета.

14

Если люди думают, что ты скоро умрёшь, они начинают внимательно слушать тебя. Вот за что я любил группы поддержки.

Если люди полагают, что видят тебя в последний раз, они начинают действительно смотреть на тебя. Иначе они говорят с тобой о своих проблемах с банком, о песне, которая играет по радио, или поправляют причёску, пока ты говоришь.

А тут тебе принадлежит всё их внимание.

Они начинают слушать, а до того просто ждали своей очереди заговорить.

И даже когда они заговаривают, они уже не говорят про себя. Они говорят с тобой, и после этого разговора вы оба чувствуете себя немного другими.

Марла начала ходить в группу поддержки, когда обнаружила у себя в груди первое уплотнение.

А утром после того, как мы нашли у неё второе уплотнение, Марла прискакала на кухню, засунув обе ноги в одну половину колготок, и сказала:

— Посмотри — правда, я похожа на русалку?

А ещё она сказала:

— Бывает, парни, сидя на толчке, делают вид, что они едут на мотоцикле. Но они выделываются. А у меня это вышло совершенно случайно.

Первое уплотнение Марла обнаружила как раз перед тем, как мы повстречались в «Останемся мужчинами», а теперь вот появилось и второе.

Достаточно сказать вам, что Марла до сих пор жива. Философия Марлы заключается в самой возможности умереть в любое мгновение. Трагедия вся в том, говорит она, что этого не происходит.

Когда Марла обнаружила первое уплотнение, она отправилась в клинику, где измученные мамаши семейств, одетые, как пугала, сидели в пластиковых креслах вдоль трёх стен приёмного покоя с тощими бледными детишками на руках. У детей были чёрные круги под глазами, и вообще они походили на подпорченные апельсины или бананы, и мамаши вычёсывали из их волос корки перхоти, вызванные вышедшим из-под контроля организма дрожжевым грибком. Зубы торчали у детишек из тощих дёсен так, что до сознания впервые доходило, что человеческие зубы — это просто осколки кости, высунувшиеся наружу, чтобы измельчать попавшие в рот вещи.

Вот чем всё кончается, если нет медицинской страховки. Ещё когда никто ничего не знал, многие голубые парни захотели родить себе ребятишек от женщин, а теперь дети больны, их матери умирают, а отцы уже умерли. И сидя в приёмном покое, провонявшем рвотой, мочой и уксусом, слушая, как сестра расспрашивает каждую мамашу, как давно она больна и сколько веса она потеряла с начала болезни, и есть ли у ребёнка родственники или опекуны, Марла решает: нет, нет и нет.

Если уж суждено умереть, то лучше об этом не знать.

Марла заглянула в прачечную-автомат за углом от больницы и украла все джинсы из сушилок, а затем пошла к скупщику, который дал ей по пятнадцать долларов за пару. Затем Марла пошла и купила себе пару отличных колготок, из тех, которые никогда не поползут.

— Даже на дорогих колготках — на тех, что не ползут, — часто бывают затяжки, — говорит Марла.

В этом мире нет ничего вечного. Всё потихоньку рассыпается.

Марла начала ходить в группы поддержки, поскольку становится легче, когда поймёшь, что ты — не единственная в мире подтирка для жопы. У всех что-нибудь не в порядке. На какое-то время у неё даже сердце стало биться ровнее.

Марла начала работать в морге, где её посадили заниматься клиентами, оплачивающими похороны вперёд. Часто какой-нибудь толстяк, — а ещё чаще, — толстуха, — выходили из демонстрационного зала с урной для праха размером с рюмочку для варёных яиц, и тогда Марла, сидевшая за столом в фойе с чёрными распущенными волосами, колготками в затяжках, уплотнением в груди и нависшим над головой дамокловым мечом, вынуждена была говорить им:

— Мадам, не льстите себе! В эту штучку не влезет пепел даже от одной вашей головы. Пойдите и принесите урну размером с мяч для боулинга.

Сердце Марлы выглядело примерно так же, как моё лицо. Как всё дерьмо и грязь в этом мире. Использованная подтирка для задницы, которую никто не собирается использовать даже как вторсырьё.

В промежутках между работой в морге и посещением групп поддержки, рассказала мне Марла, она общалась с мертвецами. Мертвецы звонили ей с того света по ночам. Порой в баре бармен подзывал Марлу к телефону, она брала трубку, а там — мёртвое молчание.

Временами ей казалось, что это и есть — дойти до точки.

— Когда тебе двадцать четыре, — говорит Марла, — ты не имеешь никакого представления о том, как низко можно пасть, но я всегда всему быстро училась.