Бойцы моей земли (Встречи и раздумья)

Кто–то сказал, что поэзия ближе к драматургии, чем к прозе. Творческий путь Анатолия Софронова убедительно подтверждает это. Казалось, вот–вот Софронов–драматург затмит, оттеснит на второй план Софронова–иоэта. И вдруг лирик, вобрав в себя опыт драматурга, предстал в новом качестве — автором искренних, захватывающих поэм. Этот «взрыв» не случаен. Для того, кто внимательно следил за творческой судьбой Софронова, он всегда оставался поэтом.

«Поэма прощания» и «Поэма времени» внутренне близки, но не повторяют, а дополняют друг друга. Для обеих характерны раскованные, естественные, подкупающе откровенные интонации, суровый драматизм. Б них — раздумья поэта над судьбой человека, страны, эпохи. Здесь, безусловно, сказался благотворный опыт Владимира Маяковского, без влияния которого трудно представить современную поэзию. Голос Анатолия Софронова мягкий, плавный, но в его поэмах ощущается та же гражданственность, та же неразрывная слитность личного и общественного, что медью гремит в бессмертных строфах горлана–главаря.

«Поэма прощания», тепло встреченная читателями, рассказывает о большой и трагической любви. Много самых разных препятствий встает на пути двух любящих сердец, и, наконец, непреодолимое — роковая болезнь и смерть любимой.

О господи! Что делать атеисту,
Который лоб свой
в жизни не крестил?
Где волю взять
и где набраться сил,
Чтоб не упасть,
а выстоять,
а выстоять?!

«Живая вода воспоминаний» помогает автору нарисовать обаятельный, простой образ погибшей женщины. Быть может, самое главное в ней — это отзывчивость, стремление не замыкаться в узком комнатном мирке, а идти навстречу людям с их горестями и радостями. Любовно нарисованные донские и кубанские пейзажи помогают глубже понять характер героини. Воспоминания о ней, сопровождавшие героя в чужих странах, где часто бывал лирический герой, раскрывают поэзию и чистоту характера самобытной русской женщины, всем пожертвовавшей ради своего любимого.

Нужны высоты для любви,
Иначе все погаснет.
И заземленно
не зови
Простые встречи
счастьем.

А если счастье двух сердец нельзя построить без того, чтобы не задеть другие сердца, стучащие рядом? А если жизни одному из любящих сердец отпущено совсем немного и даже современная медицина пока еще ничем не может помочь? В один драматический узел туго–натуго автор связывает две нелегкие судьбы с их любовью, метаниями, раздумьями, больно ранящими вопросами, на которые не всегда есть ответ и у поэта, и у читателя. «Поэму прощания» можно назвать оптимистической трагедией, ибо, несмотря на весь ее трагизм, она пронизана удивительным жизнелюбием. Любовь в поэме так сплавлена с современным — то светлым, то тревожным, то грозным миром, что разъять их невозможно.

И все же, как мне кажется, автор иногда слишком увлекается описаниями зарубежных полетов своего лирического героя, и это порой идет в ущерб стройности всей поэмы. Думается, что от сокращения некоторых длиннот описаний поэма только выиграет.

В «Поэме времени» учтен опыт «Поэмы прощания». Новая вещь Анатолия Софронова, не уступая предыдущей по накалу чувств и дум, производит впечатление большей стройности, слаженности, сбитости. В ней, можно сказать, спрессован весь жизненный и литературный опыт автора. С суровой лаконичностью и захлестывающей искренностью говорит он о времени и о себе.

Эпоха — слиток
горестей и бед
В прожилках радостей и ожиданий.

Сквозь всю поэму лейтмотивом проходит мысль о нерасторжимом сплетении личного с общественным. Притом мысль эта не умозрительна, она как бы обрастает от главы к главе живой, жарко дышащей плотью.

А ниточка твоя, она осталась,
Ее уже не выплесть никому.
Она ведет к началу твоему —
Туда, откуда детство начиналось.

Мать, друзья, довоенная эпоха с дорогими сердцу приметами времени, строительство ростовского «Сельмаша», — все это оживает в поэме.

Автор использовал оригинальный прием: он, выражаясь его словами, «ныряет» в пережитое. Мальчик, любивший нырять вниз головой, и много переживший, передумавший лирический герой как бы сливаются в одно лицо. И уже плывет он не по родной реке и не в Черном море, с которыми знаком с детства, а в современном бурном океане:

Вот — Атлантический…
Авианосцы
Пошли сплошные рифы,
И даже
тушами лежат,
глуби океанские
От авиатурбнн,
дрожат
летящих, словно грифы.

Условность такого приема не мешает воспринимать нам все эти картины очень конкретно и в то же время чувствовать масштабность происходящего.