Боюсь тебя любить

Мы не созванивались ни разу. Никто не посмел сделать этот первый и такой обоюдно ожидаемый звонок.

Утром четвертого января меня приводит в чувство громкий голос Агаты. Она отпирает дверь своим ключом и вваливается в мою спальню без спроса.

Открывает шторы, впуская в комнату свет.

– Он сегодня улетает.

– И пусть, – бормочу в подушку, – пусть улетает. Он сделал свой выбор.

Боже, я настолько замкнулась в себе, что забыла – сегодня Ваня улетает!

– Что ты вообще городишь? Ему нужна твоя поддержка, а все, что ты можешь, это лежать и жалеть себя!

– Нет.

– Да, – Агата не повышает голос, но давит на меня одним взглядом. – Умойся, надень чистую одежду, и поехали.

– Я никуда не поеду. Ясно? Он сделал свой выбор.

– Дура! Какая же ты беспросветная дура.

Тетушка так громко хлопает дверью в спальне, что у меня начинает болеть голова. Виски сдавливает, а к горлу подступает тошнота.

Сползаю с кровати, быстро переодеваясь в спортивный костюм. Бегом миную лестничные пролеты, полностью игнорируя лифт. Во дворе трясущимися пальцами снимаю машину с сигнализации и срываюсь с места, вдавливая педаль в пол.

Он уезжает в шестнадцать ноль-ноль. Ровно до этой цифры я гипнотизирую часы в своей машине, стоя у подъезда Токмана.

Со слезами на глазах наблюдаю, как Ванька садится в подъехавшее авто, и скулю в собственные ладони.

Что я наделала? Снова!

Так и не смогла к нему подойти. Дура.

Барабаню по рулю, вымещая злость на ни в чем не виновной кожаной оплетке.

В моей голове все еще не укладывается весь этот ужас. Зачем? Зачем он это сделал? Такой глупый, ужасный шаг. Если его убьют? А я… я даже не соизволила попрощаться…

50

Тата.

Такое огромное количество долгих, тянущихся друг за другом дней. Большая стрелка настенных часов смещается вправо, отмеряя очередную минуту.

С того момента, как Ваня улетел, прошло чуть больше трех месяцев.

Я сотни раз хотела с ним связаться, но, во-первых, он не оставил ни единого способа это сделать, а во-вторых, страх, что оттолкнет, раз за разом всегда брал надо мной верх. Так было всегда. Кажется, я до сих пор осталась маленькой девочкой, которая до дрожи в коленках боится безразличия.

Этот образовавшийся холод режет на куски острым лезвием.

Я так перед ним виновата. Боже!

Размешиваю сахар в чае, сидя на кухне своей пустой квартиры. Я ее продаю. Два месяца в проекте не прошли даром. За мое лицо теперь очень и очень хорошо платят.

Я выбыла оттуда по итогу голосования раньше запланированного времени, но гонорар был такой, словно я останусь там жить еще на полгода.

– Хватит хандрить.

– Хватит, – повторяю за Сонькой, продолжая крутить ложку по часовой стрелке.

– Кстати, один из способов узнать, как он, съездить к его бабушке…

– Я ездила. Она меня даже на порог не пустила. Отношения у нас швах.

– Ну, знаешь ли, иногда стоит переступить через себя. Если для тебя действительно важно …все, что тебе от нее нужно, это узнать способ связи и просто понять, что с ним все хорошо.

– Она сказала, что он уехал туда из-за меня. И если что-то случится, то виновата буду тоже я… Почему за все это время он ни разу, ни разу не дал о себе знать?

– Ну, вполне закономерно. Ты его выгнала, потом не приехала попрощаться… и сейчас сидишь тут и жуешь сопли.

Во всем она права. Сонька не знает, что я все-таки ездила ко времени отправления. Ездила, но струсила выйти из машины…

– Я знаю. Знаю, Соня! Просто… я так хочу с ним связаться, а его бабка встала в позу. Ничем она мне не поможет. А что, если его…

Перехожу на шепот.

– Об этом тебе сразу сообщат, думаю, – Соня смотрит на свой остывший чай и меняет тему: – Блин, я даже не верю, зал на пять тысяч человек, – улыбается, – твое первое большое шоу. Я буду орать песни громче всех.

– Лучше бы его не было, этого шоу…

* * *

Нервы. Колоссальный стресс для организма. Все спланировано, идеально организовано, но, несмотря на это, меня бросает то в жар, то в холод.

Щеки горят, кажется, даже слой тонального крема не спасает. Я все равно словно покрыта пунцовыми пятнами.

– Тата, наверх посмотри, нужно нижнее веко подправить.

Пялюсь в потолок, повторяя про себя тексты песен. Ерохин был в бешенстве, когда узнал, что я собираюсь давать весь концерт без фонограммы. Но это только мои трудности. Его они не касаются.

Дыхалка с диафрагмой справятся, сто процентов. А вот подзабыть текст песни я могу с легкостью. Те, что писала не сама, точно.

К сожалению, в моем творчестве есть и такие.

– Все. Готово. Губы красим?

– Чуть-чуть давай.

За дверью шумно. Все сейчас работают на максималках. У всех мандраж. Первое и такое масштабное мероприятие… Не верю. Сама до сих пор в это не верю.

Смотрю на свое отражение, и такая тоска накатывает. Как было бы здорово, будь Ванька здесь…

Как он там? Эти мысли не дают покоя…

– Ну что, красавица, – Костя вваливается в гримерку, вручая мне корзину роз, – поздравляю с первым масштабным сольником.

– Не пугай. У меня и так глаз дергается. Народу много?

– Все билеты еще две недели назад раскупили. Зал битком.

– Страшно, – улыбаюсь, потирая друг о друга ладошки.

– Не дрейфь.

– Стараюсь