Бокал крови и другие невероятные истории о вампирах

Он часто думал об этом долгими летними вечерами, когда они сидели в эркере, выходящем на Парк Печальных Фонтанов. Именно на закате, когда на их мрачный дом ложилось пурпурное сияние, он острее всего ненавидел свою жену. Они были вместе уже несколько месяцев и все дни проводили одинаково — сидели у окна большой комнаты с мебелью темного дуба, тяжелыми портьерами и темно-красными занавесями, где всегда витал странный истлевающий запах лаванды. Он мог час напролет внимательно смотреть на жену, сидящую перед ним — высокую, бледную, хрупкую, с локонами цвета воронова крыла и истомленными пальцами, перелистывающими страницы украшенного миниатюрами молитвенника, — и после вновь переводил взгляд на Парк Печальных Фонтанов, где вдали, как серебряная мечта, поблескивала река. На закате, казалось ему, река начинала бурлить, неся недобрые вести, становилась потоком крови, а деревья, облаченные в алое, потрясали огненными мечами. Долгими днями они сидели в этой комнате, всегда молча, глядя, как тени из стальных становятся багровыми, из багровых серыми, из серых черными. Когда они изредка выходили из дома и покидали врата Парка Печальных Фонтанов, он слышал, как прохожие шептались: «До чего она красива!» И его ненависть к жене возрастала стократно.

И он отравлял ее медленно, но верно — ядом более тонким и коварным, чем яд в кольце Чезаре Борджиа, — ядом, растворенным в его глазах. Взглядом он вытягивал из нее жизнь, опустошал вены, замедлял биение ее сердца. Ему не нужна была медленная отрава, иссушающая плоть, или чудовищные яды, от которых сгорает мозг, ибо его ненависть была тем ядом, что он изливал на белое тело жены в ожидании мига, когда оно будет больше не в силах удерживать освобожденную душу. Он с ликованием наблюдал, как с уходом лета жена становилась все слабее и слабее: каждый день, каждый миг она отдавала дань его глазам, а когда осенью с ней дважды случились длительные обмороки, напоминавшие каталепсию, он усилил натиск своей ненависти, чувствуя, что конец близок.

Однажды вечером, в час серого зимнего заката, жена прилегла на кушетку в темной комнате, и он понял, что она умирает. Доктора ушли со смертью на губах, и они остались одни. Он сидел у окна и смотрел на Парк Печальных Фонтанов; жена подозвала его к себе.

— Твое желание исполнилось, — сказала она. — Я умираю.

— Мое желание? — пробормотал он, разводя руками.

— Тише! — простонала она. — Думаешь, я не знаю? Днями и месяцами ты высасывал из моего тела жизнь, вбирал ее в себя, чтобы выплеснуть на землю мою душу. Днями и месяцами я была здесь с тобой; ты видел, что я молила о пощаде. Но ты оставался непреклонен, и вот твое желание исполнилось, ибо я умираю. Да, оно исполнилось, и мое тело умрет. Но душа моя не может умереть. Нет! — воскликнула она, приподнимаясь на подушках. — Моя душа не умрет, но будет жить, и ей будет дарован всевластный скипетр звездного огня.

— Жена моя!

— Ты хотел жить без меня, но этого не будет. В долгие ночи, когда луна прячется за облаками, в пасмурные дни, когда солнце светит так тускло, я буду рядом с тобой. Не пытайся скрыться от меня в пропастях хаоса, прорезаемого молниями, и на вершинах высочайших гор. Ты связан со мной навсегда, ибо таков договор, что я заключила с Князьями Смерти.

В полночь она умерла, а через два дня гроб с телом увезли в разрушенное аббатство и там предали земле. Удостоверившись, что жену похоронили, он покинул Парк Печальных Фонтанов и уехал в дальние страны. Он побывал в самых неизведанных и диких уголках земли; месяцами жил на берегах арктических морей, был участником трагических и варварских событий. Он приучил себя к зрелищу насилий и жестокости: мучениям женщин и детей, смертной агонии и страху мужчин. Вернувшись после многих лет странствий, он поселился в доме, откуда видно было разрушенное аббатство и могила жены и был такой же эркер, в каком они некогда сидели, глядя на Парк Печальных Фонтанов.

Здесь он проводил дни, грезя наяву, здесь проводил бессонные ночи, окрашенные кошмарами и чудовищными, грозными видениями. Перед ним реяли изможденные, ужасные призраки; в комнате восставали залитые холодным светом руины городов, в ушах звучал топот отступающих и атакующих армий, лязг оружия, громыхание начинающейся войны. Его преследовали видения женщин, моливших о милости; они тянулись к нему просящими руками — всегда женщины — и порой были мертвы. А когда наконец приходил день и его глаза обращались к одинокой могиле, он одурманивал себя восточными наркотиками и впадал в долгое забытье, иногда бормоча отрывки из многогранных, благозвучных, успокоительных стихотворений в прозе Бодлера или туманные созерцательные фразы сэра Томаса Брауна[39], пронизанные сокровенными тайнами жизни и смерти.