Бокал шампанского

– Не надо, Луиза. Жуткая трагедия, да, но не надо спорить. Прошу, сядь и успокойся. – Он обернулся ко мне. – С чего вы взяли, что ее убили? Почему вы так сказали?

Пол Шустер, многообещающий молодой юрист, добавил:

– Я собирался спросить то же самое, Гудвин. Она носила яд в сумочке.

– Откуда вам это известно?

– Мне рассказала мисс Варр.

– А я узнал от другой гостьи. Вот почему я поручил мисс Таттл охранять сумку. Я уверен, что Фэйт Ашер убили, но объяснения приберегу для полиции. Вы пока можете…

В комнату вбежала Селия Грантэм с криком «Как она?» – и умолкла, уставившись на бездыханное тело Фэйт Ашер.

– Господи боже! – прошептала она, схватила меня за руку и воскликнула: – Почему вы ничего не делаете?! – Потом оглядела музыкальную гостиную, губы у нее задрожали, и я осторожно взял ее за плечи и помог отвернуться. – Спасибо… Мой бог, она такая красавица, даже в смерти…

– Верно. Вы вызвали врача?

– Да, он едет. Нашего я не застала, пришлось звонить… Но зачем врач, если она мертва?

– Никто не считается мертвым, пока врач не подтвердит смерть. Таков закон. – Другие гости снова загомонили, и я повернулся к ним и повысил голос: – Дайте отдых ногам, вокруг полно свободных стульев, но прошу держаться подальше от стула с сумкой. Если захотите выйти из гостиной, я не смогу вас остановить, но лучше послушайте моего совета и оставайтесь тут. Полиция может сделать неверные выводы, и вам придется отвечать на лишние вопросы. – Прозвенел дверной звонок, и Хэкетт сделал было шаг, но я крикнул: – Нет, Хэкетт, вы теперь один из нас. Мистер Джонсон сам откроет.

Так и вышло. Звука открывающейся двери мы не услышали, поскольку двери в особняках нынче распахиваются беззвучно, зато снизу донеслись голоса, и все, кто был в гостиной, повернулись к арке. Сквозь нее прошествовали двое полицейских в форме. Они четко встали рядом, и один позвал:

– Мистер Роберт Робилотти?

– Это я, – откликнулся Роберт.

– Это ваш дом? Нас вызвали…

– Нет, – перебила миссис Робилотти. – Это мой дом.

Глава 4

Когда в двенадцать минут восьмого утром в среду я поднялся по семи ступенькам на крыльцо старого особняка из бурого песчаника и вошел внутрь, настроение было никудышным. Я совсем было собрался швырнуть пальто и шляпу на скамейку в прихожей, но воспитание победило, и я повесил пальто на вешалку, шляпу положил на полку и двинулся в кухню.

Фриц, стоявший у холодильника, обернулся и застыл, разглядывая меня; дверца холодильника осталась открытой.

– Се грядет! – провозгласил он.

По его собственным словам, эту фразу он накрепко запомнил из англо-французского словаря, который штудировал много лет назад, как перевод слова «voila»[3].

– Хочу кварту апельсинового сока, сосиски, яичницу из шести яиц, два десятка блинчиков и галлон кофе, – объявил я.

– А как насчет пончиков с медом?

– Годится. Просто забыл назвать. – Я со стоном плюхнулся на стул, который обыкновенно занимал за завтраком. – Кстати, по поводу яиц. Если хочешь обзавестись другом, который никогда тебя не предаст, сделай мне гигантский омлет с порцией… Нет, это займет слишком много времени. Просто приготовь яичницу, ладно?

– Ни за что, это против моих правил. – Он помешал тесто в миске. – Скверная ночка выдалась?

– Угу. Убийство и все, что прилагается.

– О! Какой ужас! Значит, появился клиент?

Я не притязаю на то, чтобы понимать отношение Фрица к убийствам. Он их осуждает. Даже мысль о том, что одно человеческое существо лишает жизни другое, для него невыносима. Он сам мне об этом говорил и был предельно искренен. При этом он никогда не проявлял ни малейшего интереса к подробностям, не интересовался хотя бы тем, кто жертва, а кто убийца. Если я пытался с ним поделиться, он мгновенно начинал скучать. Помимо признания того факта, что очередной человек совершил нечто невообразимое, Фрица заботило только одно: нашелся ли у нас новый клиент.

– Нет, не появился.

– Раз ты был там, думаю, появится. Тебя что, не кормили?

– Нет. Три часа назад в офисе окружного прокурора мне предложили сэндвич, но мой желудок возмутился. Он, видите ли, предпочитает пищу, которая не просится наружу. – (Фриц вручил мне стакан с апельсиновым соком.) – Большое-пребольшое спасибо, старина. А сосиски пахнут просто чудесно.

Фриц не любит болтать или слушать, когда готовит, пусть даже всего-навсего варит сосиски, поэтому я взял со стола свежий номер «Таймс» и стал просматривать газету. Чтобы убийство попало на первую полосу «Таймс», оно должно быть из ряда вон выходящим, однако ночное событие отвечало этому условию, поскольку произошло во время знаменитого ежегодного приема для матерей-одиночек в доме миссис Роберт Робилотти. Ну да, вон целых три колонки в нижней части полосы и продолжение статьи на странице 23. Правда, в детали репортер не вдавался – преступление ведь случилось поздно ночью; фотографий тоже не было, моей в том числе. Закончив чтение, я бросил газету на стойку для прессы и нацелился на сосиску с блинчиком.