Бокал шампанского

На двух яйцах пашот под четвертый блинчик зазвонил домашний телефон. Я снял трубку, пожелал собеседнику доброго утра и услышал голос Вулфа:

– Итак, ты дома. Когда ты вернулся?

– Полчаса назад. Сейчас завтракаю. Полагаю, в новостном выпуске в полвосьмого уже передавали?

– Верно, я только что прослушал новости. Как тебе известно, я не терплю слово «выпуск». Обязательно его употреблять?

– Поправка. Будем считать, что сообщили в полвосьмого по радио. У меня нет желания с вами спорить, а то блинчики остынут.

– Поднимись ко мне, когда наешься.

Я подтвердил, что понял. Когда я повесил трубку, Фриц уточнил, в каком настроении Вулф, но я ответил, что не знаю и что мне плевать. Честно говоря, я продолжал злиться на себя.

Заканчивать с завтраком я не спешил, выпил три чашки кофе вместо обычных двух и допивал последние глотки, когда Фриц вернулся сверху с подносом, на котором относил еду Вулфу. Я поставил чашку на стол, встал, с зевком потянулся, вышел в прихожую, неспешно поднялся по лестнице, свернул налево, постучал в дверь и вошел, когда мне разрешили.

В дверном проеме я моргнул. Утреннее солнце щедро заливало комнату светом и отражалось бликами от просторной желтой пижамы Вулфа. Он, босой, восседал за столом у окна и поглощал свежие фиги со сливками. Ну да, когда я перечислял потребности нашего хозяйства и необходимые расходы, мне следовало еще упомянуть свежие фиги в марте, доставленные по воздуху из Чили.

Вулф бросил на меня взгляд:

– Ты какой-то неприбранный.

– Так точно, сэр. А также недовольный и не выспавшийся. По радио сказали, что жертву убили?

– Нет. Сообщили, что она умерла от яда и что полиция ведет расследование. Твое имя не назвали. Ты был замешан?

– По самые уши. Ее подруга поведала мне, что девушка носит в сумочке флакон с цианидом, и потому я за ней присматривал. Мы находились вместе в гостиной, танцевали, вся дюжина гостей, не считая дворецкого и музыкантов. Один мужчина поднес ей бокал с шампанским, она пригубила, а через восемь минут умерла. Подтвердили, что это цианид, и по тому, как яд подействовал, понятно, что его растворили в шампанском, но сделал это кто-то другой, не она сама. Я наблюдал за ней и первым готов утверждать, что она ни при чем. Большинству гостей – может, и вообще всем – очень хочется, чтобы это было самоубийство. Миссис Робилотти попробовала меня окоротить, кое-кто из гостей был не против ей помочь. Самоубийство на вечеринке в ее доме уже достаточно скверно, а если докажут, что это было убийство… Короче, я замешан.

Вулф проглотил кусок фиги.

– Действительно. Полагаю, ты проявил благоразумие и воздержался от преждевременных выводов для полиции.

Я оценил его великодушие: он не стал критиковать ни мою наблюдательность, ни остроту зрения. В том состоянии, в каком я пребывал этим утром, подобное отношение дорогого стоило.

– Конечно, я сделал кое-какие выводы. Но пришлось признать, что мне заранее сообщили насчет цианида в ее сумочке, и поделиться этим знанием, поскольку девушка, которая это рассказала, не стала бы запираться перед полицейскими, следовательно, Кремер, Стеббинс и Роуклифф обоснованно исходили бы из того, что я был настороже. Но я, разумеется, не сказал им прямо, что да, я наблюдал за этой девицей и ее сумочкой, что смотрел на нее, когда Грантэм поднес ей шампанское и она отпила из бокала, что она могла, наконец, подсыпать себе что-то в бокал заблаговременно, хотя сам этого не видел.

– Маловероятно, – согласился он. Покончив с фигами, Вулф приступил к закуске из яиц пашот с сосисками в горшочке. – Итак, ты был на месте преступления. Подозреваю, выгодное предложение нам вряд ли поступит.

– Не думаю. Во всяком случае, не от миссис Робилотти.

– Что ж… – Он сунул булочку в тостер. – Напомнить тебе мой вчерашний совет?

– Я и так его помню. Вы сказали, что я принижаю себя. Но не предупредили, что я окажусь замешанным в невыгодное расследование убийства. Ладно, чеки обналичу сегодня…

Вулф отправил меня отсыпаться, но я возразил: мол, если я лягу, то меня не разбудит и старт управляемой ракеты.

Душ, бритье, чистка зубов, свежие рубашка и носки, прогулка до банка и обратно – после всего перечисленного я начал думать, что как-нибудь переживу этот день. Для похода в банк нашлись сразу три причины: во-первых, люди смертны, и, если тот, кто выписал чек, умрет раньше, чем я побываю в банке, денег нам не видать; во-вторых, хотелось подышать воздухом; в-третьих, в офисе окружного прокурора мне велели никуда не отлучаться, но я намеревался воспользоваться своим конституционным правом на свободу передвижений. Обошлось без скандала. Когда я вернулся, Фриц сказал, что звонил только Лон Коэн из «Газетт».