Бокал звезд

Она обернулась, и ему показалось, что глаза ее вспыхнули, а волосы засверкали словно солнце, встающее туманным сентябрьским утром.

— Добрый вечер, сэр, — ответила она, и по сосисочной в этот июньский вечер прошелся сентябрьский ветерок. Стало похоже, что после бесконечно длинного скучного лета наступил новый, полный смысла учебный год.

ПРОПАДАЙКА

I

Он лежал спиной на замерзшей земле. За ночь холод сковал руки и плечи, наполнил грудь — тело почти уже стало частью земли. Оставалось либо вырваться, либо пропасть навсегда.

Усилием воли он отогнал череду слепящих огненных кошмаров, повернулся на бок и разлепил глаза. Да, вот это загул! От уютного бара на площади Телетеатра в Старом Нью-Йорке — в дальний космос, зажигать среди звезд. Отыграл, откривлялся краткий час на сцене, побегал, пошумел — и вот конец.

Заря вышла из своего серого обиталища на востоке и уже зажигала розовые свечи, освещая задворки этого мира. Мира, которого Николас Хейз не помнил, хотя и знал, что уже видел его. Видел из темных глубин опьянения, сквозь туман, в котором нет ни боли, ни воспоминаний, с обманчивых высот никогда не наступающего завтра. Видел, но успел забыть.

Вокруг раскинулось поле. Сжатая стерня в бороздах перемежалась полосами мерзлых сорняков. За полем виднелся лес, а за лесом — холмы.

Изо рта поднимался пар, а сквозь пар виднелось кое-что еще. Какой-то зверек — припал к земле шагах в десяти и глядит сквозь траву.

Не в голове ли поселился этот зверек? Кряхтя, Хейз приподнялся на локте, подобрал комок земли и швырнул. Видение тут же исчезло.

Он похлопал себя по карманам в тщетной надежде отыскать бутылку. Поднял взгляд — зверюшка на том же месте. Сидит, смотрит.

— Кыш! — прохрипел он, зажмурившись. Открыл глаза — никуда не делась.

На вид вроде собаки, но толком не разглядеть. Похоже, не мерещится. Он привел себя в сидячее положение и обшарил карманы. Там обнаружился бумажник — пустой, карточка Телетеатральной Гильдии — аннулированная, паспорт, полная горсть мелочи, а еще — плитка твердого шоколада.

Отломил половинку, бросил зверю. Тот снова пропал, но тут же появился в полусотне шагов — чудеса… Посидел, посмотрел — опять исчез. Появился там, где был сначала, проглотил угощение.

Хейз протер глаза — не помогло. Зверюшка не уходила, поглядывая с голодным видом. Он протянул оставшуюся половинку шоколадки.

— Если хочешь, подойди и возьми.

Странный пес — а что-то собачье в нем определенно было — распластался на брюхе и стал медленно подползать. Тем временем за матерью-зарей с ее последней розовой свечой явился день, и его свет позволил разглядеть нового знакомого. Песик был размером с карликового пуделя. Шерсть густая, но совсем не курчавая, цвета утреннего тумана. Нескладные щенячьи лапы, тоскливый ищущий взгляд золотистых, слегка раскосых глаз. Так и есть — совсем еще щенок. Длинноватая мордочка заканчивалась комично вздернутым носом, а уши-оборвыши свисали, как пара старых тряпок вроде тех, которыми в барах протирают столы. Но самым примечательным был довольно пышный хвост с белой кисточкой. Он не вилял, а вращался — сначала по часовой стрелке, потом обратно, закручиваясь и раскручиваясь, подобно заводной пружине. Посреди лба сияла белая отметина в форме звезды.

Псина явно оголодала, а может, все дело в щенячьем аппетите, но остаток угощения мигом исчез в ее пасти, и глаза жадно уставились в ожидании добавки. Хейс недоверчиво ощупал лохматое тряпичное ухо.

— Ну, хоть не мерещишься… Но если настоящая, почему исчезаешь?

Хейз поморщился, держась за голову. Ладно, это потом, сейчас есть вопросы поважнее. Например, что это за место? А еще — зачем он здесь?

Он помнил, что наугад выбрал планету и купил билет в Большом Восточном космопорту. Смутно помнил посадку в подпространственный лайнер и столь же смутно — бесконечную болтовню в баре, порой с другими пассажирами, но большей частью с самим собой. Вот и все, что осталось в памяти. Тогда он и дошел до точки, где не было ни боли, ни воспоминаний, там и достиг высот никогда не наступающего завтра и показал Вселенной язык.

Но вот завтра наступило, и те высоты остались безнадежно позади.

Хейз заставил себя встать. Голова разламывалась, тело было куском глины на негнущихся ходулях. Ни шапки, ни пальто, рубашка и брюки — в грязи. Он повернулся в ту сторону, откуда, вероятно, пришел. Невдалеке виднелось что-то вроде дороги, и вскоре он брел по ней к погруженной в туман кучке домов, означавших присутствие людей.

Сзади раздалось тихое поскуливание. Он обернулся. Собачка замерла, не сводя с него тоскливых глаз.

— Ну и что ты мне скажешь? — вздохнул Хейз. — Идем, Тряпка, так и быть, накормлю. Смотри только, больше не исчезай.

— Р-р-афф! — ответил пес и завертел хвостом. Хейс дал ему с собой поравняться, потрепал за ухом и двинулся дальше.

II

Он взмок от пота, пока доплелся до первых домов, и в то же время дрожал от холода, а добравшись до делового центра, уже едва дышал от боли в груди.