Бокальчик с ядом

Он показал пальцем вверх.

— «Они» — это имеются в виду власти, Александр Иванович? — счел необходимым уточнить Калягин.

— Конечно, они, — рассмеялся Маточкин. — А кто же нам спокойно работать-то не дает?

— Да, пускай хрен будет действительно с ними, — поддержала тост Турусова и звонко засмеялась. — Вот только пускай они его используют где угодно, только не по нашему адресу.

— Точно! — поддержал ее Скалолазький, подражая Бивису с Эм-ти-ви.

— Круто будет! — вторил ему Гульков, изображая Баттхеда.

После того как этот бокал был поднят, люди начали расходиться. Первым ушел Маточкин, за ним Скалолазький, потом незаметно исчезли Гульков и Воронова. Валерия тоже засобиралась домой. Однако ее решительно остановила Галина.

— Так, Лера, зайка, ты обязательно должна пойти с нами. У тебя ни детей, ни плетей, торопиться тебе некуда, а нам еще надо обсудить с тобой кое-какие вопросы… Так что давай собирайся и вместе с нами к Илье.

Валерии действительно некуда было торопиться, к тому же ей важно было установить неформальные отношения с новыми для себя людьми, поэтому она согласилась.

Через полчаса они вшестером — Калягин, Турусова, Пономарева, Кроль, Валерия и неожиданно примкнувший к компании Артемов вошли в подъезд пятиэтажного дома в районе третьей горбольницы.

* * *

Главный редактор «Правого дела» проживал в двухкомнатной квартире, которую совсем недавно купил у какого-то старого диссидента семидесятых. Он считал, что в этой квартире сохранился нонконформистский дух и что он помогает ему в его жизни.

Калягин сам был, можно сказать, бывшим диссидентом. Когда-то, еще в студенческие годы, в середине восьмидесятых, он распространял среди знакомых запрещенную тогда литературу: Солженицына, Платонова, дневники Елены Боннэр. Его тогда исключили из университета и посадили в психушку. Пробыл он там несколько месяцев, а потом был отпущен после вмешательства отца, бывшего мелким партийным функционером районного масштаба. После пребывания в психбольнице Илья был вынужден реабилитироваться в нормальной жизни почти год — карьере геолога, которую он для себя выбрал, был положен конец.

Однако Калягин постепенно нашел себя сначала в литературе — он писал очень интересные авангардные стихи, а потом в годы перестройки и в журналистике. Он был одним из главных политических обозревателей в областной газете. Со временем ему показалось, что он готов к тому, чтобы возглавить самостоятельное издание, и создал свою газету, которую назвал «Правое дело».

Газета с самого начала заявила о себе как о независимом издании. И действительно могла считаться таковой — кроме единственного спонсора, директора фирмы «Бойтек», давнего друга Калягина Павла Трубецкова, который оплачивал расходы газеты лишь частично, «Правое дело» ни перед кем не отчитывалась. Политическая обстановка в губернии, однако, демократичностью не отличалась: губернатор оппозицию давил. Он любил, чтобы пресса ему прислуживала, и при любой возможности не отказывал себе в удовольствии как-то «прижать» «Правое дело».

Сотрудники газеты не очень шиковали в плане денег — сказывалась неангажированность издания. Но в самое последнее время ситуация немного изменилась в лучшую сторону — американский фонд спонсировал независимое издание грантом.

Калягин вынашивал желание со временем передать «Правое дело» в надежные руки и переехать в Москву, где он был известен как один из самых авторитетных региональных политологов, но перспективы эти были не самыми ближними — может быть, где-то через пяток лет, думал он, они смогут осуществиться.

Отчасти из-за этого Калягин не заводил семью. Хотя ему было уже тридцать пять лет и об этом стоило бы подумать. Впрочем, по характеру Калягин был несколько замкнутым, и эта холодноватая отстраненность мешала ему в отношениях с женщинами.

Валерия Короткова, в тот день волею судьбы попавшая к нему домой, всего этого не знала и втайне удивлялась, почему она не вызвала у Калягина особых, так сказать, мужских эмоций. Она лишь поразилась, какая богатая библиотека собрана у него дома и насколько продвинуты вкусы главного редактора в смысле кино, — видеокассеты стояли на нескольких полках, и в основном включали в себя авангардные фильмы лучших западных режиссеров.

Поскольку Калягин был эстетом, это распространялось и на пищу. Он выставил на стол коньяк «Гастон де Лагранж», затем лично сделал экзотический греческий салат, состоящий из не очень мелко порезанных огурцов, помидоров, луковицы и двух зеленых стручков острого перца, политых оливковым маслом и посыпанных нарезанным кубиками овечьим сыром. Кроме того, Илья Валентинович нарезал тонкими ломтиками ветчину и также выставил на стол.

Валерия пожалела, что рядом с ней нет сейчас жены ее дяди — Ларисы Котовой, которая владела лучшим в гастрономическом плане рестораном в городе. Она наверняка бы нашла общий язык с Ильей Калягиным. Впрочем, Валерия даже и не подозревала, что эти ее мысли осуществятся и произойдет это в самом ближайшем будущем. И поводом послужат события этого самого вечера.