Боль

"…Падая, я успел заметить в руках у Олега кувалду… Очнувшись, я стал подниматься. Все лицо мне залила кровь. В это время я почувствовал новый удар и увидел, что Олег держит в руках длинную палку. Я пошел на Олега… Беря нож, я был в согнутом положении и заметил за спиной тень, а затем почувствовал удар по левому плечу… Еще один удар по голове… После этого удара я потерял всякую ориентацию и не отдавал отчета своим действиям… С обеих сторон мне пытались нанести удары Сергей и Олег. Помню, что кувалда уже была вновь в руках у Олега. По касательной я получил удар кувалдой в правый глаз. Что происходило дальше, я не знаю. Я отмахивался ножом как только мог. Я не знаю, наносил ли я при этом им удары ножом по телу".

Раньше я думала, что человек, которого несколько раз ударили по голове кувалдой, утрачивает возможность вести себя точно как в "докувалдный период": активно действовать, легко передвигаться без посторонней помощи, поднимать тяжести… Однако, как следует из тех же показаний Зайцева, я ошиблась.

Из карманов Фокина и Владышевского он извлек паспорта, наличные деньги и аккредитивы. Очевидно, он не ожидал, что основная часть суммы окажется вне пределов досягаемости.

Переодевшись, он отправляется домой, где переодевается ещё раз. Потом идет в хозяйственный магазин и покупает там новый замок для гаража. Затем берет такси, приезжает в гараж и меняет старый замок — чтобы отец или кто-нибудь из родственников не смог туда попасть. Пока он возится с замком, такси ждет его у ворот. Зачем? Похлопотав по хозяйству, он поедет в центральную районную больницу города Пушкино и там, представившись Лесиковым, зафиксирует легкие телесные повреждения — цепями избили подростки… Про подростков скажет и дома. А вечером с помощью офицерского поясного ремня и лебедки вытаскивает трупы из подвала…

В гараже у Зайцева обнаружили продукцию кооператива, в котором работали убитые, а также насосы, автомобильное зеркало и ящик с инструментами — все это было похищено из "запорожца" Фокина.

Документы, деньги и аккредитивы Фокина и Владышевского были обнаружены у Зайцева дома.

Почему?

Оказывается, он понес их в милицию, но по дороге испугался, что не сможет доказать свою непричастность к убийству, передумал и пошел домой. Дома взял себя в руки и решил, что в милицию пойдет на следующий день.

В ожидании милиции и ей в помощь он оставил в гараже "нетронутыми" инструменты из машины Фокина, нож и кувалду, свою одежду и куртку Владышевского. Однако милиция пришла чуть раньше, чем он набрался храбрости рассказать об убийствах, которых не совершал.

27 марта 1989 года дело начал слушать в Московском областном суде судья Антонцев. 11 апреля определением судебной коллегии дело было возвращено на дополнительное расследование.

Прокуратурой был принесен частный протест, но судебная коллегия Верховного суда даже не приступала к его рассмотрению — он был отозван Прокуратурой России.

В свою защиту Зайцев выдвинул несколько положений.

Первое состояло в том, что на самом-то деле убили Фокина и Владышевского неустановленные лица кавказской национальности. Нашлась и свидетельница, соседка: она сказала, что за несколько дней до убийства Зайцева разыскивал какой-то южанин. И до того его испугали эти неустановленные лица, что он предпочел себя оговорить и попасть в тюрьму, чем подвернуться под руку этим головорезам.

Второе интересно тем, что обнаруживает в характере Зайцева артистическую жилку. Причем почва, на которой расцвел этот талант, — узкий клин на просторах искусства. Речь идет о так называемом "иконостасе".

Откуда было Зайцеву знать, что иконостас — это такая штука, которая никак не может находиться дома или в гараже, потому что иконостасом в православном храме называют перегородку с иконами. Он решил во что бы то ни стало закрепиться на позиции, решительно уводящей следствие от версии убийства из корыстных побуждений, и вместо денег и автомобиля на первый план поместил этот самый "иконостас".

Под этим неизвестным для него словом подразумевалась вещь, якобы купленная им у какого-то заезжего старика в бытность работы Зайцева в винном отделе магазина. Икона оказалась редкой и дорогой, и вот Зайцев решил её продать, отчего и пострадал. Вначале он затруднялся даже в описании своего сокровища и на вопрос, что было изображено на "иконостасе", отвечал: там были люди в чалмах. Но по мере развития этого сюжета с помощью участников процесса Зайцев переименовал чалмы в нимбы, иконостас получил название — то ли "Вознесение Христа", то ли "Воздвижение креста", и со временем все свидетели вспомнили, где он хранился и во что был завернут. Зайцев до того вошел в образ, что совершенно позабыл, что, согласно его собственным показаниям, 2 мая Владышевский ударил его кувалдой в тот момент, когда он доставал с полки в гараже свою драгоценную икону.