Боль

— С нами, в нашей комнате в коммуналке, где было 27 любимых соседей. Он спал посреди комнаты на раскладушке, за шкафом спала дочка, и в этой же комнате спали мы с Буниным. Мой друг подарил Коле часы — первые в его жизни. И возникала проблема: куда класть их на ночь? На стул нельзя — вдруг кто-нибудь сядет. На стол — он далеко от раскладушки. Бунин придумал вешать их на перекладину раскладушки.

Ему безумно нравилось то, что он может открывать ключами дверь квартиры. Ему нравилось, что кто раньше придет, тот готовит ужин. Ему нравилось, что позже к брелочку с ключом от квартиры прибавился ключ от моей машины. Хотя водить он не умел и до сих пор не научился…

— Он поступил в институт?

— Поступил. И кандидатскую диссертацию защитил. Женился.

— Сколько же Коля у вас жил?

— Год, я думаю. Мы очень дружим.

— Светлана Михайловна, а вы что, в самом деле считаете, что человека, который убил ребенка, чтобы удовлетворить свою похоть, — что такую "биологическую массу" тоже можно очеловечить?

— Нет, потому что он ненормальный. Это не значит, что невменяемый. Но он ненормальный — в моем понимании. А с ненормальными людьми сделать практически ничего нельзя.

— Светлана Михайловна, много писем вы получали?

— Я получала до 80 писем в день. Иногда писали: Москва, адвокату Буниной — и такие доходили. Их разбирал мой старенький папа, раскладывал на кучки: кому-то надо отправить папиросы, кому-то книжки, а кому-то ответить.

— А как вообще родители относились к вашему "хобби"?

— Очень поддерживали. И когда на лето снимали дачу, квартиру они оставляли только на моих "клиентов" — чтобы охраняли от воров.

— Кстати, о воровстве. Можно ли полностью избавить человека от этого недуга? Есть такое понятие: динамический стереотип…

— У нас очень долго жил человек, назовем его Сашей. Он боялся выходить на улицу, потому что боялся своровать.

— А когда выходил?

— Воровал. Едет в трамвае, приходит домой, вытаскивает из кармана деньги и начинает: она сама виновата, сумку подставила… Муж стал водить его с собой в театр, за кулисы, чтобы он увлекся и забыл о своем любимом "деле". Один раз они возвращаются домой, он сам не свой: да что ж это такое, бросают вещи где ни попадя, вот пиджак бросили на стул, а в нем деньги. Муж в ужасе спрашивает: какой пиджак? Саша описал. Тогда Леня бросился к телефону, набрал номер и говорит: "Ростислав Янович, у нас с вами похожие пиджаки, извините ради бога, я у вас из кармана деньги забрал — думал, мои". Оказалось, это был пиджак Плятта. Он год просидел у меня в коммуналке, потому что я никуда не могла его устроить, и прописки у него не было. Правда, вскоре у меня наладились отношения с министром МВД Щелоковым. И я понимала, что в случае чего он меня спасет.

— Батюшки мои, какие отношения со Щелоковым?

— Ужасно смешной случай. А начинать надо издалека. Был такой поэт Митрейкин, про которого когда-то Маяковский писал "кудреватые митрейки" или что-то в этом роде. У него остался сын по имени Вольт. И Вольт Митрейкин организовал в какой-то московской школе группу по защите Конституции. Им нужно было печатать прокламации, они украли пишущую машинку — короче говоря, их арестовали и всем дали по 25 лет. И когда умер Сталин и началась реабилитация, ко мне домой пришли два человека, которые сидели с Вольтом. Они пришли просить, чтобы я помогла Вольту. И первое, что я сделала, это нашла ему "заочницу". Тамара жила в Пушкино, и она начала писать ему письма. А я начала хлопотать о снятии статьи по краже машинки, потому что 59-ю статью сняли сразу. И вот мы с этими двумя Арнольдами, так звали его друзей, и одной Тамарой довольно быстро преуспели в деле защиты Вольта, и он приехал. В московской прописке ему отказали сразу, потом отказали в областной, мы стали его прятать. Жил он у Тамары. А в это время уже появился на горизонте Ахто Леви, который написал про свои тюремные злоключения знаменитую книжку "Записки серого волка". Он занимался организацией статьи в "Литературной газете" о том, что преступность растет, потому что людей, которые возвращаются из мест лишения свободы, не прописывают дома и им некуда деться. И я принимала участие в подготовке этой статьи. Ну вот, звонит мне Леви и говорит: приезжайте, надо поговорить насчет статьи, я ему отвечаю, что мне не до этого, у меня Вольт Митрейкин не прописан, и неровен час его схватят, и будут неприятности. Да и что толку вам рассказывать об этом, вы же мне не поможете. И он мне отвечает: кто знает, я завтра буду у Щелокова. А я Щелокова тогда не знала и в сердцах говорю: ваш Щелоков говно и меценат.