Неподалеку от пионерского лагеря "Орленок", на остановке "Луковое озеро", Васильев попросил остановить машину. Гордеев схватил Дворяшина за руки, а Васильев сзади несколько раз ударил его по голове молотком. Казалось бы, все просто и быстро, план ясен и, главное, легко выполним. Да вот нет же. Дворяшин-то имел совсем другой план. Несмотря на удары, он смог выскочить из машины и начал кричать. На них обратили внимание. Пришлось Васильеву, Котову и Гордееву на берегу Лукового озера принять из рук судьбы поражение, то есть скрыться — а Дворяшин, придя в себя, поехал в отделение милиции.
Само собой разумеется, в милиции сия история никого не взволновала. Дворяшин подробно описал нападавших, вручил стражам порядка молоток. Жители маленьких провинциальных городков хорошо знают, что "лучшие люди" города и его окрестностей известны милиции наперечет и, потратив день-другой на проверку известных адресов, всех участников пикника у Лукового озера вычислили бы. И тогда не было бы 12 сентября.
А 12 сентября, выпивая у того же Котова, друзья сделали работу над ошибками. Они, в отличие от милиции, проанализировали ситуацию и отправились на улицу Советской Конституции, уже твердо зная, что действовать надо наверняка.
И все было точно так же. Они подошли к машине и попросили водителя довезти их все до той же деревни Боровково. По дороге именно Васильев снова попросил водителя на минутку остановиться, вот только дальше все было по-другому. Васильев схватил его за волосы, Гордеев начал душить веревкой, а Котов ударил его ножом в шею.
По заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть В.Ф. Кирина наступила от острой кровопотери. Умер он мгновенно. Васильев сел за руль. Однако недаром говорят, что машина и её владелец — это одно целое. Убитый Кирин лежал в своем автомобиле, и автомобиль сломался. Его лихорадочно пытались завести, но ничего не вышло. Проезжавшие мимо люди видели лужу крови, видели стоявшую на обочине машину, водитель которой в неестественной позе лежал на руле. Те, что ехали позже, видели горящую машину, а в ней неподвижного человека. Люди описали не только куртки, но даже кроссовки возившихся с машиной незнакомцев.
Свидетели почти всегда есть.
Где же желающие воспользоваться тем, что они рассказывают?
Понадобился всего один день, чтобы вычислить убийц. 13 сентября все были взяты под стражу. Наверное, чудом спасшийся Дворяшин сказал в милиции слово-другое насчет того, что все могло быть по-другому, если бы обратили внимание на его заявление. Выводя эту строчку, я вдруг поняла, что эта милиция по-другому работать уже просто не может. Если суждено выиграть, то другому поколению. Тот, кто остался сейчас в милиции, привык к гнилью, кто не смог привыкнуть — ушел.
А теперь вернемся назад, и пусть это будет не сентябрь, когда убили Кирина, а июль.
Скверный выдался июль в 1990 году. Пропали в Ногинске две девочки. Сначала 16-летняя Нина Гурова, чуть позже её подружка — 14-летняя Ира Баркова. Обе были влюблены в Васильева. Скажите, родился ли такой человек, который смог бы утаить в крошечном провинциальном городке от знакомых, в кого влюблен, к кому наведывается? И ещё скажите, многие ли будут "в курсе", если это ни от кого не таить?
Утверждать ничего не буду, но имена лиц, давших впоследствии показания, что знали, кто и когда убил девочек, все имена не иностранные, а свои, местные. Очевидно, не в сентябре, а уже в июле, ну в августе следовало бы поднять на ноги весь городок — все-таки пропали несовершеннолетние, а дети есть у всех, все так понятно… Нет, не все.
Для меня загадка: что вынудило Васильева, взятого под стражу по подозрению в убийстве Кирина и нападении на Дворяшина, рассказать, как была убита Нина Гурова? Васильев открыл следствию имя сообщника, Котова. Котов тоже не молчал.
В мае 1990 года Васильев поссорился со своей сожительницей Молевой (здесь и далее имена свидетелей изменены) и поселился, как мы знаем, у Котова. Не знаем мы только, что у Молевой была подружка Нина Гурова. И когда Васильев поссорился со своей "половиной", Нина, продолжая поддерживать с каждым из них свои отношения, вольно или невольно стала распространять сведения, выводившие из равновесия Васильева.
Очевидно то, что Васильев впоследствии назвал "сплетнями", было не более откровенным, чем все, к чему привыкли друзья Васильева и он сам. Компания этих весельчаков не отличалась монашеской воздержанностью. И мысль убить девочку пришла вовсе не тогда, когда разговорчивость её вышла за пределы, принятые в этой компании. Она была возбуждающе слаба, не защищена, она была влюблена и потому казалась доступной — и при этом раздражала.
Первого июля, в воскресенье, на даче, принадлежащей родителям возлюбленной Бурмуса, происходила пьянка, именуемая в официальных документах "распитием спиртных напитков". В распитии принимали участие Васильев со своей новой пассией Кружковой, Бурмус со своей возлюбленной Гуловой, Котов, Гордеев и приглашенная Васильевым Нина Гурова.