Боль

Суд принял за основу признательные показания, полученные в изоляторе временного содержания "Восточное Измайлово". Кроме того, согласно материалам предварительного следствия, на квартире у Смирнова были обнаружены и изъяты бейсбольные биты, которыми якобы и орудовал Смирнов при нападении. Правда, сестра Смирнова объяснила в суде, что во время первого обыска оперативники осмотрели всю квартиру, в том числе и антресоли, и ушли, ничего не обнаружив. Но три часа спустя они вернулись и на тех же антресолях нашли бейсбольные биты. Что и немудрено: дверь в квартиру Смирновых на замок не закрывается, потому что там живет психически больная женщина. Свидетели подтвердили, что уже много лет в эту квартиру может войти любой желающий. Но дело в том, что, кроме нападения 12 августа, Смирнову больше ничего не вменяли. Поэтому бейсбольные биты нужны были кровь из носу. И они появились.

15 марта 1999 года Измайловский межмуниципальный суд приговорил Сергея Никонова к 12 годам лишения свободы, Сергея Цыгана — к 10 годам, а Алексея Смирнова — к 9 годам лишения свободы. Смирнова — только за нападение на Могилу и Буланцева. С бейсбольными битами.

* * *

Ни одно издательство, специализирующееся на детективах, такую продукцию печатать бы не стало. Автора бы выгнали, а может, и побили. Ну можно ли так беззастенчиво врать! А судья Ванина осталась верна детству, сказкам верит и по мере сил сама принимает участие в их создании.

Сижу и думаю: на что же рассчитывала судья Ванина, подписывая такой умопомрачительный приговор?

Надо полагать, на то, что ни прокуратура, ни МВД не захочет вникать в обстоятельства, которые соединяют нежными узами фирму "Досуг", в которой трудятся девушки по вызову, старшего оперуполномоченного ОВД "Восточное Измайлово" Саидова и сотрудника 4-го отдела МУРа Киселева. То, что милиция предоставляет "крышу" увеселительным фирмам и зарабатывает на проститутках больше, чем в родном ведомстве, звучит неприятно для слуха. Не хватало еще, чтобы суд принимал участие в дискуссиях на такие деликатные темы! А вот парней, которые таскаются по прокурорам, наказать надо. Они должны знать, что живут в стране, которая не даст в обиду милицию. Даже такую, которая промышляет проститутками.

Лезвие любви

У каждого журналиста есть такой блокнот. Своего рода гербарий, где хранятся утратившие цвет и запах истории, не пригодившиеся впоследствии. Есть такой блокнот и у меня. Но я не хочу, чтобы люди, жизнь которых почти никому не интересна, остались тенями. Все, что с ними произошло, страшней, чем принято описывать в судебных очерках, потому что это тихие люди.

Командировка подошла к концу, и последним героем должен был стать обладатель наиболее внушительной татуировки среди тех, кто отбывает наказание не первое десятилетие. Эту татуировку и её носителя начальство колонии приберегло напоследок неспроста. В те годы "Московский комсомолец" пользовался заслуженной репутацией отважной газеты, и фигурка человека, читающего "МК", оказалась изображена в непосредственной близости от места, которым более всего дорожат мужчины. Большего признания заслуг "Московского комсомольца" мне видеть не довелось. И пока я приходила в себя от воздействия этой живописи, в комнате, отведенной мне для бесед, появился человек.

Как он выглядел?

Никак.

Рост, цвет волос, глаза, голос — все исчезло из памяти почти мгновенно. Глаза у него были карие, но поверить в то, что в них когда-то теплилось подобие света, было немыслимо. Волосы его не поседели, они истаяли, говорил он тихо, как больной ребенок. Рост? Тоже детский. А родом Николай Иванович был из деревни под Курском. И бабка с дедом, и мать с отцом — все родились и умерли в этой деревне, и Николай Иванович даже в мыслях не имел уехать оттуда хоть на короткое время.

По профессии он был плотник, и вся деревня с утра до вечера ходила в нему на поклон по случаю обвалившегося крыльца или покосившегося сарая, поскольку мастер он был хороший, а отказывать не умел.

Совершенно невозможно представить себе Николая Ивановича героем хоть какой-нибудь плохонькой амурной истории, и уже решительно непонятно, как он женился. Однако факт: в двадцать пять лет он неожиданно женился, и ещё более неожиданно оказалось то, что женился он на медсестре Валентине, с которой на полсотни верст в округе не был знаком только усопший.

Рассказывая о ней, Николай Иванович сделал такое непередаваемое движение, из которого могло следовать только одно: она была очень хороша собой, и все такое прочее. На фотографии предстал передо мной могучий оковалок, оковалок был в мелких кудряшках и на голову выше супруга.