Боль и сладость твоих рук

Впервые получив возможность оглядеться в его доме, Ирина лениво скользила взглядом по тяжелым портьерам, которые ей захотелось поменять на что-то более воздушное с тех пор, как она их увидела впервые, по пушистому ковру, на котором было приятно сидеть. По монолитной мебели, начиная с кожаных диванов и кресел, заканчивая шкафами такого размера, что при взгляде на них складывалось ощущение, что они в этой квартире родились и выросли. Иначе как кто-то мог бы внести сюда эти громадины?

Впрочем, все это так походило на хозяина, который сам по себе был здоровенным, как шкаф, и тяжеловесным, как кожаный диван. Или просто хотел таким казаться?

Два часа назад он здорово удивил ее. После той устрашающей "сцены после сцены" в ванной Ирина за пару минут успела передумать все, начиная с подозрений у него серьезного психического заболевания заканчивая мысленной репетицией убедительного стоп-сигнала "красный", и, если не поможет — криками о помощи в надежде, что услышат соседи.

Пока она обдумывала это, Тимофей невозмутимо варил ароматный кофе, а затем отправил ее, топчущуюся на холодном кафеле в кухне босыми ногами, в гостиную. Вслед он таким нежным голосом сказал "жди меня там", что Ирину настиг внезапный ступор и нечто вроде панической атаки.

Она ясно осознавала, что самым здравым решением сейчас было бы одеться и уйти, ведь это несоответствие нежности слов и жесткости угроз начинало по-настоящему пугать. Если то, что было в ванной — лишь пролог, то к чему? К сцене из фильма ужасов, где маньяк с нежной извиняющейся улыбкой разделывает жертву на части и напоследок приносит посмертные извинения за причиненные неудобства?

В то же время решиться на уход без объяснений она просто не могла. Другая часть ее разума подсказывала, что все эти страшные картинки — всего лишь выдумка, порожденная пугливостью. А чрезмерная пугливость ей свойственна. И пусть она еще плохо знала Тимофея, но Макс-то его знал? Да и не стал бы маньяк приглашать жертву к себе домой…

— Саба? — внезапно спросил объект ее мучительных размышлений почти над ухом, и Ира тогда вздрогнула всем телом. В своих панических размышлениях она даже не заметила, как он вошел, и на этот раз не удержала лица. Должно быть, на нем отразились все ее мысли, потому что Тимофей неожиданно повеселел и хмыкнул:

— Не хотел бы я знать, о чем ты думаешь.

Ее новый взгляд заставил его посерьезнеть:

— Так… малыш, ну-ка успокойся немедленно, — приказал он. — Сядь.

Его приказной тон почему-то действительно успокоил ее, хотя она все еще чувствовала себя нехорошо. Судя по усиливающемуся звону в ушах, ей и правда стоило сесть, поняла Ирина.

— Чшшшш.

Тяжело опустившись рядом, он привлек ее к себе, крепко обнял и принялся растирать холодные плечи, а потом руки по всей длине. Чертыхнувшись, размотал влажное полотенце и, как есть, абсолютно голую, притянул ее к себе на колени, растирая все тело, пока она не начала дрожать и согреваться.

— Идем, оденешься, — сказал он тогда и потащил ее за руку в спальню. Там, недолго думая, выдернул из шкафа черный махровый халат размером с небольшую палатку, завернул ее в него целиком, крепко завязал пояс. Ира посмотрела в его хмурое лицо, на котором явно читались признаки тревоги и недовольства собой, и молча ткнулась носом в его обнаженную грудь. Сам Тимофей стоял в одних домашних шелковых брюках и, в отличие от нее, совершенно не мерз.

— Я пошутил в ванной. И я не псих, если что, — наконец сказал он. — А вот ты, по ходу, параноишь маленько. И сейчас ты вся с головы до пят — пушистый махровый комочек невроза… впрочем, не без здравого смысла. Я бы тоже себя боялся.

Ира хихикнула, потом громко хрюкнула и снова нервно захихикала.

Тимофей отстранился и добродушно развернув за плечи, подтолкнул к выходу из спальни:

— Кофе. Вперед.

— Меня Ира зовут, — не удержалась она, все еще не в силах прекратить веселье от чувства громадного облегчения.

— Слышу по твоему голосу, что ты хочешь ремня, — мгновенно отреагировал он.

— Сначала меня надо покормить.

— Кто бы сомневался.

Им обоим стало очень легко. Обмениваясь шутками, они еще около получаса невозмутимо пили кофе, а потом Тимофей принес клубнику и мороженое и долго кормил ее с руки.

Ирина сидела у его ног и послушно брала клубнику из его пальцев, облизывая их от сока, и ела мороженое с ледяной ложечки, а потом снова клубнику с теплой руки. Тимофей положил очередную ягоду на ладонь и с блуждающей улыбкой наблюдал, как она мягко ласкает его кожу губами, прежде, чем перейти к угощению.

— Закрой глаза, — велел он вскоре после этого, голосом, полным нетерпения. Что-то звякнуло совсем рядом, и Ира легонько вздрогнула, когда ее шеи коснулся металл. Но не открыла глаза — доверие и спокойствие вернулись. Все страхи улетучились полностью, без остатка.

Тимофей застегнул на ее шее знакомый кожаный ошейник с металлическими вставками и легонько притянул за него к себе, развязывая пояс на халате.

— Как насчет игрового насилия? — негромко спросил он, внимательно изучая ее лицо.