Девчонки хотят отправиться по магазинам, а Хьюго до сих пор говорит с ним о соревновании. Матео требуются все силы, чтобы показывать заинтересованность, отвечать, участвовать в общей беседе. Но он чувствует, что готов сломаться, и знает, что ему нужно убраться отсюда, пока это не произошло. В груди у него как дыра разверзается день и пульсирует солнце, которое обжигает кожу. Проходя через рынок, они минуют шумные и яркие летние ларьки. Воздух вдруг становится густым от невыносимого запаха рыбы. Их тушки лежат с выпученными глазами и открытыми ртами, серебристая и бронзовая чешуя блестит в лучах вечернего солнца. Туристы, как на шоу, собрались поглазеть, как разделывают свежую рыбу на прилавке. Торговец расправляется со своим товаром с молниеносной скоростью: хватает за хвост, острый как бритва нож вскрывает мягкое серебристое брюшко. Время от времени хвост продолжает дергаться даже после того, как рыба разрезана надвое и брошена в кучу, нервные окончания по-прежнему спонтанно реагируют в течение нескольких секунд после смерти. Или же после жестокого разреза мозг остается активным еще какое-то время — достаточное, чтобы почувствовать боль, чтобы понять, что борьба окончена. На рынке, конечно же, встречаются и другие морские создания. В кипящих чанах обезумевшие крабы пытаются забраться один на другого, размахивая длинными, охваченными спазмами клешнями в тщетной попытке обрести свободу. Они умрут намного медленнее: многие доживают до того момента, когда их увозят домой и бросают в кипящую воду, где они вынуждены продолжать свою безнадежную борьбу за выживание, двигая ногами как в замедленной съемке, пока наконец не уварятся до смерти.
Похоже, тут полно крови — на самом деле, она здесь повсюду. Ребята ушли вперед в сторону блошиного рынка, но Матео во что-то вляпался, и на мысках его кроссовок какие-то темно-красные пятна. Мгновение он видит только красное — то же самое красное, что пульсирует перед глазами; то же красное, что сегодня во время утреннего душа стекало струйками по ногам.
Внезапно возле него оказывается Лола, ее ладонь ложится на его руку.
— Мэтти?
Его рука взлетает сама по себе, с силой отбрасывая ее ладонь. Он видит, как ее глаза потрясенно расширяются.
— Ой!
— Прости. Я просто… Я не хотел… — Он с трудом сглатывает, несмотря на рвотный рефлекс в горле. Во рту ощущается привкус крови. Эта кровь — откуда она взялась? — Лола, прости. Я плохо себя чувствую. Мне нужно идти…
Он видит, как ее лицо приобретает тревожное выражение. Она движется к нему, но он уже пятится назад, уклоняясь от запоздалых покупателей и быстро теряя ее в толпе. Как только его ноги начинают стучать по тротуару, небо прорезает мгновенная вспышка молнии, и воздух вокруг гудит и мерцает. Голову заполняют помехи, и он быстро зажмуривает глаза от накатывающей тошноты, изо всех сил желая, чтобы та отступила, его желудок начинает сокращаться. Нет, только не здесь, умоляет он. Не здесь и не сейчас. Но преломляющаяся темно-красная вспышка у него перед глазами медленно разлетается в разные стороны, как солнечный свет на движущейся воде. Чувствуя, что его легкие наполнены до отказа, он старается не терять концентрацию — одна нога ставится перед другой, снова, снова и снова. Земля под ним накреняется, пока он пытается удержать равновесие и не поддаться силе тяжести. Он спотыкается, тротуар опасно раскачивается под ним, и сворачивает на узкую мощеную аллею, двигаясь по следу смятых коробок, фруктовой кожуры и других остатков. А после, нырнув за высокий мусорный контейнер и впившись ногтями в стену, чтобы устоять на ногах, он складывается пополам. Его выворачивает в сточную канаву, снова и снова до тех пор, пока к горлу не начинает подкатывает лишь одна желчь, а в сжимающемся желудке ничего не остается.
5
Матео сидит, откинувшись на стуле, и пытается сосредоточиться на длинном списке важных пунктов, перечисленных на белой доске, а также на занудном гуле консультанта по профессиональной деятельности, сверлящем мозг. К середине утра сверло, похоже, вошло в один висок и вышло через другой. Голова совсем не варит, мысли медленные и вязкие, он пытается поспевать за монотонной речью. Лицо мистера Мейсона наполовину скрыто в тени, и временами Матео забывает, кто он такой. Опасается, что, если эта высохшая реликвия снова прочистит горло, то не выдержит и запустит тетрадкой в голову старика.