Боль мне к лицу (СИ)

— Она не согласится. Но я боюсь, что увлекшись всем этим делом, она перетянет проблемы на себя. Ее навязчивое желание всех спасать и помогать каждому встречному может выйти боком. Если честно, я против и того, чтобы Лена занималась тобой. Не в общем, а с тем рвением, с которым она кидается тебе на помощь.

— Почему?

— Это морально истощает ее. Мне хочется, чтобы моя женщина была спокойной, домашней, уютной — такой, как в день нашего знакомства. А с делом об убийстве я вижу дерганную, взволнованную Лену. Никто не думает о том, удобно ей или нет ехать посреди ночи на помощь Ивану или бросать все дела по первому

Чувствую угрызения совести: и вправду, ни разу мне не приходила мысль о том, вовремя ли я. Лена — тот человек, на чью помощь эгоистично рассчитываешь в любой момент, не задумываясь об удобствах.

— Я поняла тебя, — Антон вызывает уважение своей заботой о близком человеке. Мы смотрим в глаза друг другу, и он виновато извиняется:

— Не хотел никого обидеть или задеть.

— Ты поступаешь правильно.

— Я просто люблю ее.

Лена заглядывает в комнату, потирая ладонью лицо:

— Я поговорила с ребятами. Думаю, им нужно просто выспаться. Я вызвала им обоим такси. Ты тоже ложись.

— Лена, — я мнусь, словно разучившись говорить вежливые слова, — спасибо тебе за все. Спасибо.

Она устало улыбается и машет рукой:

— Обращайся. Желательно, в дневное время суток.

По очереди уезжают сначала профайлер с Антоном, следом — Петр. Иван выходит в коридор, наблюдая молча, как собирается брат. Когда мы остаемся с ним вдвоем, я застываю, страшась сказать что-то не то.

— Иван, — зову его, привлекая внимание. — Если тебе нужна завтра моя помощь…

— Аня, — он смиряет меня тяжелым взглядом, заставляя сердце стучать быстрее. — Все кончено. Не строй иллюзий.

— Но…

Я пытаюсь объясниться, с трудом подбирая правильные слова, однако Доронин перебивает:

— Больше никаких жертв не будет, — и выходит, забывая закрыть за собой дверь.

На диван я укладываюсь в полной уверенности, что долго не смогу заснуть, но, на удивление, усталость берет свое. Едва голова касается подушки, я почти тут же проваливаюсь в глубокий сон без сновидений.

Просыпаюсь, не понимая, сколько времени. Долго лежу под одеялом в позе эмбриона, прижимая колени к груди. Равнодушное оцепенение длится все последующие часы, пока я выгребаю мусор из кухни, отмываю кровавые пятна со стен. На кухне пахнет сигаретами и пролитым мимо стакана алкоголем. Протираю стол, двигаясь как робот, распахиваю окна настежь. Рука тянется к сигаретам, но открыв пачку, с отвращением отбрасываю ее назад.

Чтобы вырваться из апатии, выхожу во двор. Кроссовки все еще сохнут, поэтому ощущаю себя немного странно, идя выбрасывать мусор на каблуках.

— Привет, — Кирилл закрывает автомобиль, стоя ко мне спиной, но именно сейчас я нуждаюсь в том, чтобы поговорить хоть с кем-нибудь на отвлеченные темы. Он оборачивается удивленно, словно не ожидая меня здесь увидеть:

— Ну здорово, — и замолкает, сжимая плотно губы.

— Как дела? — видеть соседа таким молчаливым неожиданно, и это сбивает меня с толку.

— Порядок. Ты как? Жива-здорова?

— Да, — сцепляя пальцы в замок, понимая, что разговора не выйдет.

— Ну ладно тогда. Пока, что ли, — он машет рукой, направляясь в сторону подъезда вразвалочку. Устало сжимаю двумя пальцами переносицу, ощущая себя одинокой со всех сторон.

«Иволга, — думаю я, отправляясь к остановке. — Еще есть она. Родители. Я не одинока».

Дорога до психбольницы отвлекает от вчерашних событий, кажущихся теперь странным, мрачным сном.

Я прохожу в отделение по узенькой бетонной дорожке через внутренний двор, минуя пропускную систему. Высокие заборы скрываются за тополями, загораживающими добрую часть пространства. Зарешеченные мрачные окна молча взирают на меня со всех сторон в немом удивлении; на пути мне не попадается ни одного человека.

Птичий гомон смолкает, стоит только перешагнуть порог. Я оглядываюсь в поисках знакомых лиц и шагаю к одной из безымянных женщин, работающих тут.

— Мне надо Иволге передать кое-что.

— Не получится, — она прячет глаза, делая вид, что занята очень важным делом.

— Почему? — хмурюсь я, готовясь к любому ответу, но следующие слова все равно внезапны:

— В изоляторе она, — и добавляет почти неслышным голосом, — вряд ли в этот раз оправится, уже как овощ.

Я не могу ровно стоять; отхожу, не произнеся ни звука, и, пошатываясь, бреду обратно. Нина, Нина…

Гомон городской суеты погружает в транс; я слышу далекие звуки автомобильных гудков и двигателей, разговоров, пение ночных птиц. Город, продолжающий жить, несмотря ни на что. Город, среди прохожих которых таится убийца, на чьи поиски меня вызволили из этого ада.

«Где он?», — раз в сотый задаю вопрос шептунам, но они молчат и издают звук, похожий на шум двигателя. «Лентяи!».

На обратном пути принимаю решение, собирая остатки воли в кулак.

Захожу в квартиру, уже мысленно прощаясь с ней.

Пакую вещи с мыслями, что временно можно побыть у родителей; долго думаю, не оставить ли мобильник и с сожалением кладу его на стол. Так будет лучше.