Боль (сборник)

А ещё раздражала соседка. Не сердила или не нравилась, а именно раздражала. В соседнем кресле оказалась молоденькая девица. Маленького роста, румяная, веснушчатая, с короткими рыжими волосами и весёлыми блестящими глазами, которые буквально сверкали из-за больших очков в модной чёрной пластмассовой оправе. Одета девица была во что-то мягкое и бесформенное. У неё с собой было множество предметов, предназначенных для удобства в полёте. Как только оказалась на своём месте, она тут же разулась и натянула на ноги толстые яркие носки крупной вязки, поджала под себя ноги и угнездилась в кресле. Из рюкзачка она достала, моментально надула и надела на шею специальную подушку, воткнула в уши наушники, пристегнулась ремнём безопасности, извлекла откуда-то большое зелёное яблоко и книгу, книгу открыла, уставилась в неё и громко захрустела яблоком. Всё это она успела сделать ещё до того, как самолёт стал выруливать на взлётную.

Из её наушников хоть и тихо, доносился ритм. Только ритм. Яблоко она откусывала редко, но очень громко и даже звонко. Яблоко было большое, а книга толстая. Соседка периодически посмеивалась прочитанному, но чаще тихонько похрюкивала, сдерживая смех, видимо, было смешно, но не очень. А иногда смеялась в голос. По ней было видно, что ей просто здорово и ей всё нравится. Как раз это Андрея и раздражало. Ему было плохо.

Свою еду соседка, отложив книгу и вынув наушники, съела с аппетитом. Пока она ела, Андрею удалось с ней поговорить. Представилась она Аней. Аня была родом откуда-то из северного городка, название которого Андрей тут же забыл. Училась в питерском университете на филологическом. Андрей попытался сказать, что он тоже филолог, та сначала обрадовалась, а потом, услышав про факультет журналистики, пренебрежительно хмыкнула. Аня училась на третьем курсе, специализировалась на зарубежной литературе. Она быстро рассказала, что её интересуют японские средневековые тексты, что она хочет в дальнейшем заняться литературным переводом с японского, но для этого надо менять учебное заведение, к чему она пока не готова. В Хабаровск она летала на студенческую конференцию, где ей понравилось, потому что было много живых японцев.

Закончив трапезу, она достала влажные салфетки, вытерла руки, лицо и шею, вставила в уши наушники, уткнулась в книгу и сразу захихикала. Андрей не успел спросить, что же это она такое весёлое читает, а ему было любопытно. Он вдруг понял, что очень давно не читал толстых книг. Никаких книг, кроме учебников, справочников, методик и сборников специальных статей. Он попытался вспомнить, когда в последний раз с увлечением читал беллетристику и что это была за книга. И не вспомнил. Он даже не смог вспомнить, каково это, читать литературу. Хотя когда-то много читал.

Он не заметил, как уснул. Сон получился болезненный, воспалённый и короткий. Ему приснился какой-то аэропорт и что он никак не может найти паспорт, не помнит, где мог его оставить, а телефон разряжен и позвонить невозможно. Во сне он закашлялся и проснулся.

Основной свет в салоне самолёта был выключен, гул превратился в особую, ровно звучащую тишину, кто-то сзади басовито похрапывал, соседка уютно и совершенно бесшумно спала, надев на глаза наглазники на резинке.

Андрей сразу понял, что уже не уснёт. Озноб не прошёл, ломота в суставах никуда не делась, во рту было ужасно сухо, а губы, казалось, зашелестят, если ими подвигать. Он включил над собой лампочку, посмотрел на часы и с отчаянием обнаружил, что спал всего ничего, а лететь ещё почти шесть часов. Он приподнялся, огляделся, увидел, что во всём салоне горит всего несколько индивидуальных лампочек, и нажал кнопку вызова стюардессы. Пришла взрослая женщина с ввалившимися от усталости глазами, молча выслушала просьбу принести воды, и лучше сразу бутылку, чтобы не беспокоить её несколько раз.

Получив поллитровую бутылку воды, Андрей понял, что больше ему делать абсолютно нечего. Эта мысль повергла его в уныние и какую-то душную скуку. И тут взгляд его упал на толстую книгу, которую соседка вставила в карман впереди стоящего кресла. Андрей поколебался, но, рассудив, что в этом нет ничего дурного, взял объёмный том. На обложке он прочёл: «Хрестоматия японской литературы XV–XIX веков». Он открыл её и узнал, что книга эта предназначена для студентов и преподавателей, а издана она каким-то университетом. «Никогда бы не поверил, что старинная японская литература может быть такой занятной», – подумал Андрей. Он наугад раскрыл книгу, увидел плотный, не разбитый на абзацы и диалоги текст, полистал дальше и наткнулся на начало какого-то то ли рассказа, то ли повести, то ли новеллы. В верхней части страницы Андрей прочёл слово, которое тут же забыл, но успел подумать: «Интересно, это имя автора или название?» А текст под этим именем или названием начинался так: «Я, да будет вам известно, Фукакуса, смиренный житель столицы».

Эта первая фраза отозвалась в Андрее каким-то завораживающим эхом. Или, если проще сказать, она Андрею очень понравилась.