Боль (СИ)

Геральдина подшучивала над сестрицей. Стоило только войти в комнату Филиппу, как девушка тут же находила повод уйти, чтобы оставить их наедине. Племянник Джеральда никогда не позволял себе лишнего, никогда не казался навязчивым — он был слишком горд для этого, но девушку угнетало то, что их уже почти поженили, будто бы решив за них, что они согласны. Фил не скрывал своей симпатии, но и никогда не перешагивал некой границы, ведя себя с ней как рыцарь. Эйлин очаровала молодого миллионера. Глядя в её синие глаза, любуясь на кудрявые каштановые волосы, он чувствовал себя в раю. Геральдина, которую негласно все знакомые и друзья считали первой красавицей, и которая, по мнению многих, даже лучше сестры, ему совсем не нравилась. Фил в тайне считал её зазнайкой. И эта белокурая, голубоглазая девушка, которую прозвали «сказочной нимфой», у него вызывала даже некое отторжение.

— Разве ты не видишь стараний Фила? — спросила однажды Геральдина у сестры, когда они прогуливались по саду.

Стояла чудесная летняя погода, но уже не такая жаркая, с лёгкой прохладой. И небо, и розы, и воздух: всё дышало августом.

— Мне так часто про них говорят и намекают, что трудно после этого не заметить, — немного помолчав, не сразу ответила Эйлин.

— А ты?

— А что я?

— Тебе он нравится?

— Нет. Он такой гордый, но ведёт себя достойно. Но рассказывает о своих студенческих годах, будто бы хочет показать, что блестяще образован.

— Но он образован.

— Я знаю. Но что я могу с собой поделать, если он мне не нравится, как мужчина? Если не люблю его, в чём я виновата?

— Не в чём. Но я бы посоветовала, всё равно подумать. Когда ещё выпадет шанс очаровать такого мужчину: и симпатичный, и молодой, и сказочно богатый…?

— Но я надеюсь ещё встретить того, кого полюблю по-настоящему, — с неким отчаянием в голосе ответила Эйлин. — Не всё же решают эти достоинства, которые ты перечислила, особенно последнее мало значит без искренних сильных чувств… А что бы в мужчине могло привлечь тебя?

— Ну, помимо этого… Невероятная красота!

Эйлин почему-то даже невольно вздрогнула и испугалась что-то ответить. Невероятная красота…

— А тебя? — хитро улыбнулась Геральдина. — Тебя чем можно привлечь?

— Я не знаю… Мне кажется, я полюблю, и всё. Тогда уже неважно будет, кто он и какой.

— И тебе неважно будет, если им окажется какой-нибудь бедняк?

— Неважно. Главное, любить его.

Сестра улыбнулась:

— Кстати, а вон и Фил!

— Не оставляй меня… — шёпотом взмолилась Эйлин. — Ты всегда уходишь, будто бы специально, чтобы мы остались вдвоём. Вдруг он думает, что это я прошу тебя об этом?

— А ты догоняй! — лукаво подмигнула девушка и бросилась бежать.

Сестра решила, что это её такая хитрость: пусть молодой человек подумает, что они его не заметили и играют в салочки, а сами убегут от него в дом. И засмеявшись, Эйлин кинулась за ней. Побежав к дому, Геральдина вдруг резко бросилась к… Филу.

— Филипп! — весело воскликнула она, помахав рукой.

Сестра её в замешательстве остановилась на расстоянии, не понимая, в чём дело.

— Геральдина, — улыбнулся молодой человек, — что это вы в салочки играете?

— Да. Не хочешь с нами?

— Нет, — рассмеялся он.

— Зря ты! — она подмигнула. — А то был бы повод поймать Эйлин.

Такая шутка показалась ему неуместной, какой-то грубой, похабной и даже похотливой. На что это она намекает? Что подвернётся повод схватить избранницу, заключить любимую в объятия против её воли?

— Ну, что же я какой-то плебей, чтобы только таким способом ухаживать за девушкой?

— А кстати, она сказала, что предпочтёт лучше плебея… Лучше бедняк! — Геральдина рассмеялся. — Догоняй!

— Постой! — крикнул Фил, но она уже убежала. — О чем это ты…?

Развенчанный кумир… Что может быть хуже? Филипп некоторое время глядел вслед девушкам, а потом угрюмо побрёл в дом. Сердце его было разбито. Значит, ей лучше плебей, лишь бы не он? Может, даже попросила Геральдину это ему передать…? Не зря же сестра любимой так резко бросилась к нему.

Молодой человек зашёл с террасы в их прекрасную, нарядную алую гостиную, в которой всегда царили уют и умиротворение. Пройдя мимо зеркала в тяжёлой, золотой раме над камином, он вдруг остановился и вернулся к нему. Фил посмотрел на своё отражение: по его щеке катилась слеза. Вот и всё… Мечты были разрушены и таким жестоким образом. «Ещё ни одна женщина не заставляла меня плакать… — подумалось ему, — Эйлин, Эйлин… За что же ты так со мной? Знаешь, до тебя я никогда не умел мечтать. Ты научила меня этому. Могу ли я сердиться на тебя…? Но мне кажется, я уже любил тебя».

Намеренно или нет Геральдина перевернула её слова? Или сама не так поняла?

— Ты плачешь? — внезапно послышался за спиной юноши голос Эйлин.

Филипп вздрогнул. Ещё и спрашивает… Что ему делать?

— Да! — внезапно ответил он так, что сам удивился. — Как ты могла? Эйлин, я ведь…я ведь так искренне к тебе относился… Ты стала для меня принцессой, моей мечтой. Я сравнивал тебя с ангелом… Но я никогда не говорил тебе об этом, чтобы не оскорбить преждевременными признаниями. А ты предпочтёшь лучше плебея, лишь бы не меня!

Он развернулся и ушёл…