Болдинская осень

Матвей обрадовался, что, наконец, появился тесть Андрея. Он должен прояснить ситуацию, а потом можно будет уехать. Матвей очень устал, да и Романшиным надо дать отдохнуть.

Слово взял Василий Ильич:

– Раз все собрались, кратко обрисую ситуацию. На заводе процент бракованных изделий составлял где-то десять процентов. Не много, не мало, средне. Андрей Евгеньевич посчитал, что много, и обратился к своему заму по режиму. У того все уже было схвачено. Преступники составляли акт, что бракованные изделия уничтожаются, а на самом деле уничтожали только корпуса приборов, все нутро переправляли в другое место, вставляли в новые корпуса с целью перепродажи за рубеж, сами понимаете, не лучшим людям на земле. Спецслужбы выжидали, не брали сволочей: нужно было отследить всю цепочку. Неделю назад всех взяли с поличным. Теневым главой схемы был Плахотнюк. Сам ничем не рисковал. Деньги получал на подставных людей. Случись прокол – хотел все свалить на Андрея Евгеньевича, но облажался, не понял, с кем связался. И последнее, что хочу сказать. От имени спецслужб хочу извиниться за, как говорится, доставленные неприятности. Хочу только добавить, что Елену Яковлевну спас наш сотрудник. Должен был работать лучше, не допустить форс-мажора, прошу простить.

– Теперь должен высказаться я, – начал Карабас, – во многом это моя вина. Я должен извиниться перед всеми, прежде всего перед Вами, Елена Яковлевна, и перед Вами, Георгий Викторович. Не знаю, кто там наверху тасует колоду наших жизней, но почему-то на Вас упало то, что должно было упасть только на меня. Тяжело это очень. Плахотнюк, сволочь, застрелился.

– Сам застрелился? – спросил отец Аллы.

– Сам, Ленька, сам, не дал мне долг свой по жизни выполнить. Не дал, сволочь, себя грохнуть.

– Колька, ну и слава богу, что не грохнул. Пора тебе все рассказать. Здесь самые близкие люди собрались. Решайся, Колька, решайся. Всю жизнь молчал, не дай бог, помрешь, Эмма так ничего и не узнает. На меня не надейся, я ничего не скажу.

– Стыдно мне всех своими проблемами отягощать, но так карты легли. Когда-то давно были мы с Ленькой молодыми, в институт поступили. Плахотнюк с нами в одной группе учился. Мы с Ленькой были из простых семей, это потом мы в нужном месте в нужное время оказались, а может, просто поумнее других были… У Плахотнюка отец в ЦК работал, тогда это было ого-го! Заоблачная жизнь с неограниченными возможностями. Не то чтобы мы с Плахотнюком дружили, просто иногда общались. Уже на последнем курсе как-то пригласил нас Плахотнюк к себе на вечеринку. Предупредил, что там красивая девушка Марта будет, гордячка, не дает. Короче, Плахотнюк хотел ее подпоить, а потом… Даже говорить об этом противно. Мы с Ленькой решили, что пойдем на вечеринку и постараемся Марту спасти. Пришел я к Плахотнюку, мы с Мартой посмотрели друг на друга и поняли, что это Судьба.

– Папа, почему ты мне этого раньше не рассказал? – Эмма заплакала.

Андрей прижал Эмму к себе, а Ксюша взяла мать за руку.

Николай Николаевич ничего не ответил и продолжил рассказ:

– С Мартой мы от Плахотнюка сразу ушли. Я институт окончил, первую зарплату получил и в тот же день Марте предложение сделал. Марта очень быстро забеременела. Как-то пришел домой, а у нас дома – Плахотнюк. Марта отбивается, кричит, а Плахотнюк ее изнасиловать хочет. Всю свою дальнейшую жизнь я жалею, что тогда Плахотнюка не убил. Марта не дала. Отсидел бы несколько лет, Марта с Эммой меня бы дождались. Дальше жили бы счастливо. А так… Родилась Эмма, все было хорошо. Домой я приезжал вечером на автобусе, Марта частенько брала коляску с Эммой и ходила меня встречать. И вот в один, самый черный день моей жизни, подъехал я к своей остановке, а там движение перекрыто и народ толпится. Я людей растолкал и вижу: лежит моя Марта на проезжей части вся в крови, мертвая, а какая-то женщина Эмму в коляске качает. – Николай Николаевич сделал паузу: нелегко о таком вспоминать. – Потом узнал: Марта поняла, что машина специально на нее едет, и коляску вперед толкнула. Это, Эмма, тебя спасло. Почему тебе раньше ничего не говорил? Спроси у Георгия Викторовича, каково это: любимую жену в одну секунду потерять? Разум помрачился, а ты, маленькая, плачешь. Тебе тогда семь месяцев было, еще грудная была. Что мне с тобой, мужику, делать? В тот же вечер пришла ко мне Валька, мы с ней до Марты шуры-муры крутили. Предложила, если я с ней распишусь, тебе матерью стать, только условие поставила, чтобы ты, Эмма, не знала, что ты ей неродная дочь. Я согласился, только со своей стороны предупредил, что, если замечу, что она к тебе не как к родной дочери относится, выгоню на раз. В среднем она ничего, тебе только добра желала. Дура, конечно, но это не ее вина. Ты – другая, умная, в мать, в Марту.