На Масленицу, на празднике двора, на хоккейной коробке, случился ужасный для Кати случай. Владимир Игоревич был мастер проводить эстафеты. На все праздники двора проводились одни и те же эстафеты, и соревнования, вроде перетягивания каната. Владимир Игоревич выстроил всех, кто был на коньках, по линии, отошёл метров на тридцать, повернулся спиной и дал старт. Кто первый до него дотронется, тот и победит. Катюша доехала не первая, расстроилась, разозлилась и схватила на всём ходу Владимира Игоревича за плечи. По силе инерции она катилась дальше, а Владимир Игоревич по закону импульса поскользнулся и грохнулся назад.
− Ну, Пацан, ты дала, − смеялись ребята, поднимая тренера.
− Голову лечи, Пацан, − сказал Владимир Игоревич, отряхиваясь.
В ответ Катюша оглушительно закудахтула. Владимир Игоревич посмотрел удивлённо и сказал:
− Ребя! Мотаем отсюда. Тут минное поле.
Все засмеялись. Владимир Игоревич был мастер шутить. Все покатили от Кати в разные стороны, разбежались, разъехались, кто куда.
Больше Владимир Игоревич с Катюшей не заговаривал, на вопросы о секции бега не отвечал, хмурился, когда видел Катю на льду − обиделся. Но Кате было не привыкать, на неё все обижались, все от неё шарахались, подружек не стало даже летом, всё больше и больше людей звали её Пацан, а некоторые стали звать ещё и Миной.
Прошла весна, протянулось длинное, тягучее как жвачка лето, закончилась и осень. Настала долгожданная зима. Катюша ходила без шапки в любой мороз, и все её спрашивали:
− Тебе не холодно?
−Жарко! – смеялась Катюша.
Ей нравилось, что зимой все прохожие, а не только мамашки на площадке, обращают на неё внимание.
Зимой можно кататься на коньках. Нет, Катюша бы и на лыжах каталась, но дома лыж не было, никто не ставил на лестничный пролёт, заваленный разнообразным барахлом, лыжи. На лыжах Катюша каталась в школе – там в тренерской стояли «общественные». Но Катюша росла, а лыжи всё были для «началки»30
. Катюша с ужасом думала о том, что вдруг нога выросла, и тогда ботинки не подобрать. Лыжи-то – фиг с ними, длина лыж Катюшу мало волновала. Да и длина палок тоже, Катюша вообще без палок могла кататься… По закону подлости «лапа» у Катюши выросла – ботинок учитель физкультуры подобрать не смог, расстроился, стал клясть последними словами «финансирование», которое всё «урезают и урезают», что «чиновники богатеют, а бедные нищеют». Но Бог есть! Он слышит Катюшины молитвы. Катюша часто просила у Бога что-нибудь, она общалась с ним, как с единственным другом, который никогда не предаст, и всегда рядом, всегда следит за её жизнью, не бросает. Лыжные ботинки появились на лестнице, но были «сорок пятого-растоптатого». Зато коньки, их тоже пожертвовал кто-то по воле божьей, Катюше подошли, и совсем не рваные и не ржавые. Мама покрутила коньки в руках, сняла потрескавшиеся зелёные чехлы, посмотрела на лезвие и сказала:− Советские. Фигурные.
− Я вижу, что фигурные, − сказала Катюша.
− Натуральная кожа. Вон видишь: цена − тридцать один рубль, и лезвия, мастерские – два рубля тридцать, с длинным зубчиком на носке, а обычные рупь-шестьдесят стоили. У меня без этого зубчика были коньки. Смотри: он опасный, Катюш, споткнуться с непривычки можно.
− Хорошо, что чёрные, − говорила мама, пока дочка расшнуровывала и зашнуровывала коньки, примеряла. – Хорошо, что размер двадцать пятый.
− Это какой?
− Это сороковой.
− Но они мне как раз, а у меня тридцать восемь.
− Ссохлась кожа, столько лет. Почти мои ровесники, Катюш, чуть младше. Я ведь тоже ссохлась за это время.
Это было правдой. Мама Катюши в свои пятьдесят была суховата, седа и морщиниста. Катя помнила маму цветущей, почти без морщин, тогда, в детстве, мама казалась ей огромной, большой как гора. А теперь Катюша обогнала маму по росту: папины гены.
Катюша невзлюбила «новые» коньки. Раньше она каталась на хоккейных, а на этих она цеплялась зубчиком за лёд, спотыкалась, падала. Но выбирать не приходилось. Нельзя было и перед племянницей показывать слабину. С племянницей Катюша каталась всегда на хоккейной коробке под носом у тренера. Владимир Игоревич никак не реагировал на Катюшу, включал игнор, смотрел сквозь − так же как на мамаш и папаш, опекающих на льду своих детей. Если было время тренировки хоккеистов или шла вечерняя заливка льда, Владимир Игоревич грубо прогонял Катюшу с площадки. Тогда Катюша отправляла племянницу кататься на ледянке, а сама стояла у бортика, смотрела на тренировку или заливку, не уходила: вдруг тренер сменит гнев на милость, вдруг ему понадобится помощь.
Однажды Владимир Игоревич расчищал на коробке снег, а один хоккеист, чужой хоккеист, взрослый, всё катался и катался, мешал расчищать. (На коробку зимой ходили все хоккеисты из ближайших домов.)
− Уйди! Не видишь: я лёд чищу.
− Сам уйди, − ответил хоккеист. – Мы сейчас здесь с ребятами играть будем.
Владимир Игоревич не привык не дочищать лёд до конца.
− Да играйте. А мне расчистить надо, да и сам бы помог, а потом бы гонял, вон, лопата стоит,− сказал тренер, и продолжал чистить.