Болезнь Богов

          Глеб заметил, что одну из видеокамер телеканала Сааковой оператор поставил на подзарядку. Подошел и незаметно выдернул шнур.

                                                                                                                                                         6 2

                                                                              58

                    Оксана и Олег приехали к Константину в психбольницу.

- Не убивал я бабушку и дедушку, - клялся Константин. – Мама, забери меня из психбольницы. Я все осознал. Больше не буду!

- Еще побудешь в больнице, сынок! – сказал Олег. – Для твоего здоровья. стараемся

         Константин удивленно посмотрел на Олега, впервые назвавшего отцом. Константин не знал о свежей договоренности Пантелея Звира и Олега Смирнова.. Главное, что беспокоило, его, Константина, в психбольнице “ держат“, где он “только спит”, где “плохо”, “по ночам кричат”.

           Оксана увидела идущего по телефону в белом врачебном халате Дениса и махнула ему. Денис нехотя подошел.

- Что здесь делает пациент? – с нарочитой строгостью спросил он про Дениса в больничных полосатых штанах и сорочке.

- Ты не знаешь! – с обидой отвечал Константин бывшему другу.

- Денис…

- Арнольдович.

- Паспорта я твоего не видел, - сказал Олег. – Ничего, что на “ты”?

         Денис промолчал. Он держался “доктором“.

- Наше посещение и по вашу душу. Что случилось с моей мамой в ПНИ?

- Со Смирновой?... В Паллиативном центре? Мы Паллиативный центр при больнице “ПНИ” называем. Центр по уходу… Я в тот день там не дежурил.

- Какие соображения, кто ее убил? – с подозрением спрашивал Олег.

- Кому выгодно, то и убил, - мрачно пошутил Денис. – Откуда я знаю, кто убил Смирнову. И убил ли ее кто – то вообще. Человек на восьмидесятом году жизни.

- Давыд Семенович бодрячком.

- Он ее моложе. И у каждого свой биологический возраст. Давыда Семеновича молодит цель, а бывшая супруга его сдалась. Она у нас оказалась не из-за соматической ослабленности, а в связи с деменцией, слабоумием.

- Так кто же мог убить ее в вашем отделении?

- Олег Давыдович, и я, и мой отец, Арнольд Оскарович, присутствовали на вскрытии. Заключение: смерть наступила от сердечно – сосудистой недостаточности. Я вам ничего не говорил, поскольку это врачебная тайна. Ни отравления, ни передозировки назначенных препаратов, ни падения с высоты, о чем судачили… Что же касается убийства, Олег Давыдович, то в наше время убивают не люди, а деньги. Если Юлию Викторовну заказали, то исполнитель не столь важен. Интересен, кто платил.

        Денис с деланной эффектностью повернулся и ушел. Его модный белый халат скрылся за пластиковой дверью.

- Денис – псих, - сказал про доктора его бывший друг, глядя в глаза Олегу. – Не удивлюсь, если убийца вашей матери он.

      Константин ушел, унося принесенные ему продукты.. Олег и Ольга еще некоторое время сидели в комнате для свиданий.

- Глеб нам не конкурент, - сказал Олег. – Я чуть от смеха не лопнул, когда его из нашего дома выковыривали. Зависал со своим банковским менеджером и “тенями предков”. Я уверен, что проектор с изо родителей он не раз запускал. Своей показывал.

- В случае смерти Пантелея, нам бы не промахнуться.

- Поэтому я у него и работаю. Унижался бы я без надежды.

- Гундерман тебя сыном признает? – спросила Оксана.

      Олег покривился. Не ответил.

- С Фимой Пантелей не расписался. Так что права ее и их сына на имущество Пантелея  вилами на воде писаны.    На генетической экспертизе Фиме настаивать гордость не позволит.

- Это нельзя исключать, - сказал Олег.

- Поехали у юриста проконсультируемся. В общем спросим, не называя имен, без конкретики.

- Уже не рез спрашивали.

- Поехали. Я хорошего юриста нашел. Рекомендовали!

                                                                                 59

       Глеб и Пантелей лежали рядом на высоких топчанах. Им делали массаж “до полного удовлетворения”. Глеб рассуждал:

- Тебе надо жениться, брат, или тебя убьют.

- А тебя операционистка не съест?.. Бежать надо брат. Отмыться от этой жизни. Порвать все связи и уйти, спрятаться.

- Я прятался. Вы, родня, меня из скорлупы вытащили.

- Не в Москве надо остров искать.

- Заграницей?

- В Украине, Белоруссии, в России. У своих, но не родных. И вне зоны действия сети. Чтобы не нашли. Я все больше склоняюсь бежать. Заколебала рутина. Каждый день одно и то же, и противно сердцу. Надоело приспосабливаться. Учитывать людей. К черту! Жить одному трудно – случись что. Жить с тобой, братом.

- А родители?

- За ними сиделка ухаживает. Мы – то что? Приехать – поулыбаться. Пообниматься. Надо сиделке вперед на полгода заплатить, чтобы родители не расстраивались.

- А любимые?

- Ты уверен в наших бабах? Будь мы в них уверены, женились бы.

- А дети?

- Детей, как и родителей жалко. Жалко и богатства, удобств. Надо осмелиться резать по – живому...Ты на Оксанкиной даче пробовал.

- И я про то.

- Я же тебя искал, а теперь мы вместе. Ты – уже тренированный. Я – нет.

- Не знал, Пантелей, что ты на эскапизм способен.

- На эскапизм всякий способен, не всех есть средства для осуществления побега. И я, и ты в другом тренированные. Оба убедились, что и в тюрьме есть жизнь. И там, заметь, мы жили с обрезанными привязанностями.

         Через четыре дня поезд нес братьев Звир в сторону Владивостока.

- Бросил? – спросил Пантелей.

- Бросил, - отвечал Глеб.