Человеку будет, очевидно, нелегко отказаться от удовлетворения своей агрессивности; этот отказ может очень повредить его самочувствию. Преимущество узкого культурного круга состоит в том, что он позволяет дать выход враждебности, направив ее на тех, кто не входит в данный круг. Всегда возможно связать любовными и дружескими узами много людей, если помимо этих людей существуют и другие, на которых можно направить агрессию. Меня всегда удивляло, как часто враждуют между собой живущие по соседству и очень похожие друг на друга сообщества – например, испанцы и португальцы, немцы севера и юга Германии, англичане и шотландцы и т. д. Я дал этому феномену название «нарциссизм малых различий», но это название, естественно, мало что объясняет. Я обозначаю этим термином удобное и относительно безвредное потакание агрессивным наклонностям, облегчающим единение членов какого-либо сообщества. Рассеянный по всему миру еврейский народ имеет в этом смысле неоспоримые заслуги перед культурами народов, среди которых он проживает; к сожалению, всех средневековых преследований евреев оказалось недостаточно для того, чтобы та эпоха стала более мирной и стабильной для ее христианских современников. После того как апостол Павел сделал фундаментом своей христианской общины всеобщую любовь, неизбежным следствием этого акта стала невероятная нетерпимость к тем, кто остался вне лона христианства. Римлянам, строившим свою государственность отнюдь не на любви, религиозная нетерпимость была чужда, несмотря на то что у них религия была государственным делом и государство было насквозь пропитано религией. Нет также ничего удивительного в том, что мечта о германском мировом господстве не смогла для своей полноты обойтись без антисемитизма. Вполне понятно также, что попытка построить в России новую коммунистическую культуру находит психологическую подпорку в преследовании буржуа. Теперь многие с тревогой спрашивают себя, за кого примутся Советы после того, как окончательно искоренят буржуазию.
Если культура требует столь больших жертв не только от сексуальности, но и от агрессивных наклонностей человека, то нам становится понятно, что человек не может быть счастливым, живя в такой культуре. Действительно, первобытному человеку было лучше в том отношении, что он не знал никаких ограничений своих инстинктивных влечений. Культурный человек променял часть своего счастья на безопасность. Нам, правда, не надо забывать о том, что такой свободой влечений обладали только вожди; остальные влачили рабское существование в условиях неслыханного угнетения. В те первобытные времена существовал громадный разрыв между наслаждавшимся благами культуры меньшинством и лишенным этих благ большинством. Тщательное исследование жизни живущих ныне первобытных народов показывает, что нам не стоит завидовать свободе их инстинктивной жизни; их жизнь подчиняется ограничениям, которые хотя и отличаются от ограничений нашей западной культуры, но являются несравненно более строгими.
Если мы справедливы в своей критике современного состояния культуры в том, что она недостаточно соответствует нашим требованиям к обеспечению порядка счастливой жизни, тем самым причиняя нам страдания; если мы стремимся беспощадной критикой вскрыть корни несовершенства культуры, то делаем это в полном сознании своей правоты и отнюдь не из враждебного к ней отношения. Мы вправе ожидать таких постепенных изменений нашей культуры, которые бы больше отвечали нашим потребностям, что смягчило бы ее критику. Но кажется, нам пора рассмотреть идею о том, что существуют изъяны, органически присущие нашей культуре и сопротивляющиеся всяким попыткам ее реформировать. Помимо задачи ограничения инстинктивных влечений, к чему мы готовы, нам угрожает опасность впасть в состояние, называемое «психологическим обнищанием масс». Эта опасность угрожает нам в первую очередь там, где общественные связи устанавливаются главным образом за счет унификации и отождествления составляющих общество индивидов, в то время как ведущие общество индивидуальности не дорастают до значимости, которой они должны обладать при такой концентрации масс[114]
. Современное культурное состояние Америки предоставляет нам отличную возможность осмыслить невероятный ущерб, нанесенный культуре. Однако я не поддамся искушению заняться критикой американской культуры; не хочу создать у читателя впечатление, будто я и сам готов прибегнуть к американским методам.VI
Никогда, занимаясь написанием книги, я не чувствовал с такой силой, как в этот раз, что трачу бумагу и чернила, обременяю наборщиков и печатников только для того, чтобы рассказать о вещах, которые и без того всем хорошо известны. Поэтому я охотно соглашусь с тем, что признание существования агрессии как особого самостоятельного влечения означает необходимость пересмотра психоаналитического учения о влечениях.