Болезнь неведения (Введение в психофизиологию неврозов)

Дело в том, что классический механизм замыкания условного рефлекса предполагает прямое и непосредственное отражение связи между событиями А и Б (например: между вспышкой лампочки и подачей кормушки) в структуре замкнувшейся нервной связи между следами события А и следами события Б. Подобный механизм несомненно имеет место в высшей нервной деятельности животных и человека. Однако такой механизм будет избирательно фиксировать связи, наиболее очевидные, много раз повторяющиеся, лежащие на поверхности. Советскими учеными Д. Н. Меницким и И. М. Фейгенбергом убедительно показано, что мозг строит свои предположения о будущих событиях с учетом вероятности их возникновения, которая, в свою очередь, определяется тем, как часто и сколь надежно данное событие происходило в прошлом. Вероятностный прогноз подобного рода разумен и целесообразен, но только до тех пор, пока наличная обстановка достаточно похожа на встречавшуюся ранее. При резком изменении обстановки опыт, приобретенный в прошлом, из опоры и советчика может превратиться в тяжкий груз, в силу инерции, косную и теперь уже утратившую какой- либо смысл. Значение эмоционального возбуждения, по- видимому, и состоит в том, что, благодаря ему, сопоставляются следы реальных событий в комбинациях маловероятных, ранее не встречавшихся или встречавшихся исключительно редко. Подобно тому, как возбуждение центра страха порождало у человека, не умеющего плавать, множество «двигательных шумов», не похожих ни на бег, ни на ходьбу и поэтому способных явиться материалом для совершенно нового плавательного навыка, эмоциональное возбуждение ячеек памяти ведет к генерации «психических шумов или психических мутаций». При этом сопоставляются нервные следы событий, очень далеких друг от друга, может быть, вообще не сочетавшихся в жизненном опыте человека.

Сказанное ни в коем случае не означает, что деятельность мозга перестает контролироваться действительностью. Ведь и при обучении плаванию из хаоса «двигательных шумов» были отобраны и зафиксированы только те движения, которые обеспечивают поддержание тела на плаву. Так и в случае «психических мутаций» небывалые сочетания нервных следов все время сопоставляются с реальной действительностью. Из множества возникающих ассоциаций отбираются и фиксируются только те, которые соответствуют связям, реально существующим в среде. В итоге мы снова получаем временную нервную связь (условный рефлекс) между следами событий А и Б, которая правильно отражает зависимость внешнего события Б от события А. Но здесь мы уже имеем дело с вторичным отражением, потому что сперва эмоциональное возбуждение соединило нервный след А с нервными отпечатком Б, а потом было установлено соответствие данной комбинации реальной связи между явлениями А — Б.

Таким образом, эмоциональное возбуждение предстает в качестве творческой силы, обеспечивающей поиск решения в обстановке, где прошлый опыт отказывается служить или толкает на избитые, потерявшие свое значение пути. Если рациональный опыт прогнозирует будущее в направлении н а и б о л е е  в е р о я т н ы х событий, то эмоциональное возбуждение предстает как борец с очевидностью, как механизм р е з е р в н о г о  п р о г н о з и р о в а н и я  м а л о в е р о я т н ы х  с о б ы т и й. Вот почему нервный механизм эмоций неразрывно связан с творчеством, с вдохновением, с интуитивными догадками и «озарениями».

Особенности механизма психических мутаций делают понятной роль эмоциональности в художественном творчестве, а также опасность излишней рассудочности в работе художника и поэта. Холодный расчет неизбежно предпочитает ассоциации с высокой вероятностью их появления, гарантированной всем прошлым опытом индивидуума. Эмоциональное возбуждение обеспечивает мобилизацию маловероятных сочетаний, комбинирование следов, далеких по своему происхождению. Образ морских волн скорее и чаще всего ассоциируется с лодкой, чайкой, причалом и т. д., и только сознание художника сопоставит их с «миллионами хамелеонов», непрерывно меняющих свой цвет (Н. Матвеева).