Болезнь неведения (Введение в психофизиологию неврозов)

потому, что не ценит своей жизни, а потому, что иная высокая и неизмеримо более важная потребность — победить врага, спасти свою Родину от иноземных захватчиков — подавила заботу о собственной безопасности.

Но есть и другой путь устранения страха — это его «разрушение изнутри». Летчик-истребитель, в совершенстве владеющий грозной боевой машиной, блестящий мастер воздушного боя, обладает тем избытком информации о путях достижения цели, который делает для него поединок с врагом источником положительных эмоций боевого азарта, чувства превосходства, того «упоения боем», о котором рассказывают в своих воспоминаниях герои Отечественной войны.

Объединение этих двух механизмов, т. е. сочетание конкуренции потребностей с избытком информации или с ликвидацией информационного дефицита, представляет наиболее мощное и эффективное средство устранения нежелательных эмоций.

Теперь понятно, что, рассказывая вам о механизмах эмоций, о закономерностях возникновения невротических состояний, автор уже начал борьбу с незнанием, с недостатком сведений о причинах ваших тягостных переживаний. Правда, для нас особенно важна информация о д е й с т в и я х, способных привести к ликвидации невроза, и подробный разговор об этом еще предстоит. Но сейчас мы должны уделить внимание потребности, ибо без нее невозможна никакая целенаправленная активность.

Глава, которую я хотел бы написать

Борьба с неврозом есть деятельность, требующая от больного сил, анергии и страстного желания избавиться от своего недуга. Ее можно вести, только по-настоящему желая быть здоровым. Но стоит ли вообще говорить об этом? Разве найдется человек, который предпочитает болезнь здоровью, а мучительное сознание своей неполноценности — радостному ощущению избытка бодрости и сил? Ведь тот, кто «уходит» в болезнь, как в надежное убежище от трудностей и конфликтов, уже закрыл мою книгу и от- правился вымогать сострадание у сердобольных родственников и врачей. Я остался с читателями, которые хотят знать правду о себе и готовы следовать за мной по трудным дорогам выздоровления.

Все это так, и я хочу усилить их решимость, их порыв и волю. Но я вряд ли пригоден к тому, чтобы это осуществить. У меня нет тех средств, которые сейчас нужны, потому что мы оказались на повороте, где кончается власть науки и где слово должно быть предоставлено искусству. Я не оговорился: именно искусству. Психотерапия — наука, поскольку она разрабатывает и шлифует свои методы на основе точных знаний о закономерностях деятельности мозга. Но психотерапия должна быть искусством в тот момент, когда она обращается к человеку. Трудно представить себе, какую невиданную в истории медицины силу приобрели бы встречи с психотерапевтом, если бы вместо шаблонных фраз «с каждым днем вы чувствуете себя все лучше… дышите ровно и спокойно… Ваша воля становится крепче… и т. д.» в кабинете невропатолога звучали новые слова, хотя бы отдаленно приближающиеся по своей неотразимой убедительности к строкам произведений великих писателей и поэтов.

О, как прекрасно понимали магию искусства жрецы и священнослужители! Как хорошо знали они природу человеческих чувств! Гениальность психологических находок религии состоит в том, что трудно разрешимым и мучительным конфликтам бытия религия всегда противопоставляла потребность с и с х о д н о г а р а н т и р о в а н н ы м избытком информации, необходимой для ее удовлетворения.

Вы страдаете от голода, болезней и социальной несправедливости? Вы не видите путей к разумному переустройству мира? Да, полноте, нуждается ли мир в таком переустройстве? В нем все разумно и предопределено: страдание — сладостно, долготерпение — высшая добродетель, сносная жизнь — мишура, загробное вознаграждение — единственная достойная цель земного существования человека. И эта лживая, противоестественная потребность «пострадать» тысячелетия пропагандировалась всем арсеналом могучих средств музыки и живописи, зодчества и скульптуры.

Насколько же сильнее и действеннее методы искусства, когда они несут в себе заряд не мнимых, а истинных сведений о месте и назначении человека на земле. Как все еще недостаточно мы обращаемся к ним в сфере повседневного воспитания чувств, в сфере, где никакие знания математики, физики и литературоведения не заменят подлинной человечности, внимания к окружающим, тонкости и красоты общения с природой и близкими нам людьми.

Я хочу, чтобы вы не только поняли, а ощутили, сколь ничтожны ваши проблемы, ваши страхи и опасения перед великим счастьем жить на земле, перед даром, которого в наш бурный век люди так часто лишали себе подобных. Но у меня нет пера Джека Лондона, чтобы восславить неистребимую любовь к жизни.