Болгарская неожиданность. Книга 5

– А как он правил? – поинтересовался Богуслав. – Не зверствовал над подданными? Не мучил ли пленных?

– Это нет. Был всегда добр и великодушен, судил подданных по справедливости и народ его любил. Стал чеканить золотые и серебряные монеты, особо охранять от лишних поборов купцов. Пленных и рабов зачастую отпускал на волю без всякого выкупа. Славился смелостью – за спины своих гетайров во время боя не прятался. Был трижды тяжело ранен в сражениях, прежде чем перестал соваться в самое пекло и доверил командование во время боя своим военоначальникам.

– А что же это были за тяжелые ранения? – ехидно спросил наш бывший воевода. – Поцарапанный вражьей стрелой пальчик-мизинчик?

От гнева у Стояна, видимо, аж перехватило дыхание. Обгаживать такого героя! Мыслимое ли дело! Но потом он раздышался, собрался с мыслями и отчеканил:

– Первая рана – потеря глаза от попадания в него стрелы, вторая – насквозь пробили бедро, и Филипп до конца жизни хромал, третья – перебили ключицу.

Все эти ранения были и в ту давнюю пору, и сейчас близки к смертельным, и Богуславу крыть было нечем. Скрепя сердце (ох как не любим мы признавать свои ошибки!), наш опытный воин пробурчал:

– Ну что тут скажешь, зримый герой…

А Стоян продолжил:

– До того, как стать царем, Филипп трижды выигрывал Олимпийские Игры в гонках на лошадях и на колесницах, а ведь в них участвовали лучшие из лучших, прибывшие со всех концов Греции!

– Лучшие из людей? Ик. Или из коней? Ик. – решил узнать уже изрядно опьянившийся Ванюшка.

– И те, и другие! – озлобленно заорал экскурсовод.

– Ладно, не горячись, – остудил его пыл Богуслав, – ну перепил мальчишка, с кем не бывает. Пошли, свалим его полежать в холодке до прихода Наины, пусть она ему сама правый суд устраивает, а мы устроимся в комнатке у Володи и спокойно побалакаем о том и о сем.

Все согласились, а Ваня на радостях уснул, привычно уронив голову в миску с остатками урюка. Я рассчитался с половым, не забыв и про щедрые чаевые (все-таки не заартачился, все махом приволок!), взял сушеные абрикосы, Богуслав взвалил на свое крепкое плечо ослабевшего товарища и потащил его к выходу, не спрашивая у меня помощи, Стоян прихватил ракию и портвейн вместе со стаканами, и мы дружно двинулись к намеченной цели.

По пути свалили в пустой комнате молодой пары Ивана, заглянули в комнатку воеводы не пришла ли Ванча, и почему-то там и остались. Походы по памятным римским местам были уже позабыты, ибо все увлеклись обсуждением древнегреческих событий.

– Вот у нас сейчас из этих давних веков, шутка ли, 1400 лет с той поры прошло, все помнят только Александра Великого, сына Филиппа Македонского, а образ человека, объединившего Грецию в единую страну, развившего и усилившего армию и качественно, и количественно, практически забыт. А ведь он бился над этим 20 лет! И не стал бы Александр великим завоевателем, покорившим Сирию, Египет, Палестину, Персию, Среднюю Азию, север Индии без этого отцовского наследия, нипочем бы не стал!

Тут у меня в голове что-то щелкнуло и сложилось в единую картинку.

– Послушай, Стоян, а вы здесь не Александра Македонского Великим зовете? – на всякий случай спросил я.

– А кого же еще? – удивился знаток истории. – Конечно его!

Тут сложилось и у Богуслава.

– Так выходит именно этот царевич Александр в свои 10 лет усмирил и объездил норовистого коня Буцефала? Помнишь, Володь, ты мне еще в Новгороде эту историю рассказывал?

– Именно он, – подтвердил я.

– И не удивительно, при таком-то отце, трижды победителе Олимпиад в выездке на лошадях! Обучил, поди, сыночка всему, чего сам умел.

Мы со Стояном дружно пожали плечами – все может быть.

– А какое отношение к этому Филиппу имеет ваш город? – продолжал вникать боярин. – Вы от Греции вроде далеко живете.

– В те далекие времена этот край был населен племенами фракийцев, неутомимо ходивших в грабительские походы и терзавших Грецию кто во что горазд. А раздробленная на города-государства Греция, ослабленная постоянными войнами мелких царьков между собой, защищаться была не слишком способна.

Вылитая Русь 13 века, мрачно подумал я.

– Филипп не стал с этим мириться и со своей мощной армией, разбил и покорил эти полудикие племена, а на месте одного из их поселений основал будущий могучий город и назвал его Филиппополем в свою честь. Несколько раз наш славный город переименовывали, и теперь он зовется Пловдивом. Вроде бы македонский царь был кругом молодец, но при всем том славился своим безудержным и беспросыпным пьянством, да еще неистовой тягой к женскому полу.