— Приезжай, только выбери время, когда зреет клубника. Все холмы вокруг нашего села покрыты клубникой. Вчера одна ягода скатилась с горы и угодила прямо в дом Джанковых. Дом рухнул, дети плачут. Сейчас всем селом пойдем откапывать их.
— Когда у вас созревает клубника, у нас как раз поспевают огурцы. Как-нибудь принесу тебе попробовать. Вот, например, сейчас один огурец уперся одним концом в наш дом, а другим — в дверь соседа, что живет напротив. Если подрастет еще немного, закупорит его дверь, как пробка. Всю улицу загородил — не пройти по ней, не проехать. Кто верхом — пытаемся перепрыгнуть через огурец, а кто на телеге — тому хуже, приходится объезжать стороной!
— Хорошо закусить огурчиком! А вот тебя, когда ты приедешь ко мне в гости, я угощу клубникой с медом. Знаешь, сколько у меня меда? Сто ульев у меня, и каждая пчела дает по килограмму меда.
— Меду и у нас много. В прошлом году прилетел огромный рой пчел. Решил я поймать его. Вбил в спину кобылы колья, сплел улей. Потом нарвал немного милиссы, привел кобылу к сливе, на которой устроились пчелы, и стал приманивать их: «Мат-мат, мат-мат, мат-мат!» Когда пчелы залетели в улей, я отвел кобылу на пасеку. Там я попытался снять улей, но, должно быть, кобыле стало больно, и она встала на дыбы. Улей упал, разбился, пчелы разлетелись, а на землю потек мед! Земля им насквозь пропиталась. Случайно на это место упало пшеничное зерно. Оно проросло и за неделю вымахало до самого неба. На рождество мне нечего было делать, и вот я стал взбираться по стеблю к небу, чтобы посмотреть, что делает боженька в день своего рождения. Взбирался я, взбирался, и наконец долез до неба. Поднатужился немного, продырявил в нем головой дырку. Смотрю: господь наш надрезал стебель, и из него, как из крана, течет мед. Господь наливает мед в большие золотые чаши, а остальная божья братия вылизывает их. Подкрался я и выкинул одну за другой в дырку, что проделал своей головой, все золотые чаши. Увидел меня бог, разгневался, закричал, а я юркнул в дырку и стал быстро спускаться вниз по стеблю. На полпути смотрю — стебель перерезан. Домашние не знали, что я полез на небо, и сжали хлеб. Что делать? Стал я вырывать у себя из головы волосок за волоском и привязывать их один к другому. Так, словно по веревке, стал спускаться я на землю. Но на рождество, как сам знаешь, холодно, и у меня окоченели руки. Решил я их погреть. Устроился я на узелке, чиркнул спичкой, а волосок возьми да загорись. Полетел я вниз, шлепнулся в снег и завяз в нем по колено. Нужно было как-то выбираться, поэтому пошел я за заступом. Вернулся, смотрю — лиса грызет мои ноги. Я подкрался к ней, замахнулся и ударил ее заступом. Лиса вскочила, побежала, и обронила письмо. Положил я письмо в карман, откопал ноги и пошел домой. Дома зажег лампу и прочел письмо. А там было написано: «Мельнику надо поменьше болтать и отдать парню муку!».
Мельник смутился и опустил голову.
А тут как раз и зерно смололось. Погрузил я мешки с мукой на телегу и поехал домой.
Как мы ездили в Софию
В прошлом году собрались мы с отцом в Софию. Сделал я себе постолы из свиной кожи, выбил мохнатую дедову шапку, приготовил накидку и прилег вздремнуть перед дорогой. Но так и не удалось мне заснуть. Потом слышу, отец зовет меня. Вскочил я, обул постолы, нахлобучил шапку, набросил на плечи накидку, и отправились мы в путь.
Шли мы, шли, как вдруг вижу — постолы мои развалились.
— Погоди, тятя, — говорю я, — посмотрю, что случилось! Будто новые постолы обул, а вот совсем развалились.
Взглянул на них, а их кто-то прогрыз, должно быть, котенок.
— Эх, чтоб ему пусто было! — выругался я. — Что теперь делать?
Сел я на землю, кое-как перевязал постолы ремешком, потом пошел дальше.
Пришли мы в Перник и решили:
— Тут сядем на поезд.
Поезда мы, правда, никогда не видели, но пошли вместе со всеми на вокзал.
Вдруг, откуда ни возьмись, появилась какая-то черная громадина — грохочет, дымит, дышит огнем.
Испугались мы, схватили свои манатки и бросились бежать. Бежали, бежали и прибежали в село Цырква.
Только остановились, чтобы перевести дух, как позади нас послышалось:
«Пуф-паф, пуф-паф, пуф-паф!»
— Тятя, эта чертовщина опять нас нагоняет!
— Господи, где же нам спрятаться?!
Мы снова бросились бежать, но громадина нагнала нас.
— Смотри, тятя, — говорю я, — да это же, наверно, поезд!
— Правда, он! А как испугал!
Я замахал своей меховой шапкой и закричал во весь голос:
— Ээээй, стой, стой! Стой, ээй!
Какое там стой! Эта черная громадина пронеслась мимо, как шальная. Только мы ее и видели.
Пошли мы дальше. Иду, а вроде чего-то мне не хватает. Потом вдруг хватился:
— Тятя, а накидки-то нет! Видно, потерял ее, пока бежали! Смотрим, возвращаться уже поздно, скоро стемнеет. Махнули рукой на накидку и пошли дальше.
К заходу солнца добрались до Софии.
Видим — на лугу мужчина с женщиной борются.
— Посмотри, тятя, — говорю я, — что они делают!.. Должно быть, таков уж здесь обычай — немного побороться, прежде чем войти в город!