Дедушка Колю просто диву давался: почему судья не покончит сперва с его делом, а затем уже перейдет к другим? Он поглядел на рассыльного, решив, что эти слова относятся к последнему, и даже рассердился на него: что ж он молчит, ничего не отвечает на вопрос судьи? Дедушка Колю был уверен, что из всех присутствующих только рассыльный мог понимать этот язык. Господин Виловский процедил сквозь зубы:
— Тут всякое терпение лопнет!
И, повысив голос, раздраженно прибавил! — В третий и последний раз призываю ответчика изложить свои возражения против претензий истцов!
Дедушка Колю больше не мог терпеть. Он обернулся и сказал рассыльному:
— Да ответь же человеку, братец, коли он тебя спрашивает. Успокой его, чтоб он нашим делом занялся.
А судья в это время стал уже читать решение, оканчивавшееся такими словами:
«…Отобрать у Колю Пенева и вернуть селу Сврачева мельницу, которую…»
При этих словах Колю вздрогнул, словно кто вонзил ему нож в сердце, и отчаянно взмолился:
— Постой, господин, ради бога… прошу тебя, постой… Разве так можно?.. Говорю тебе: мельница моя!.. Ведь это мне смерть, господин… У меня дети… Не говори так… Я — старый человек… Что же со мной будет? Погляди, ведь я калека… Ни на какую работу не гожусь, не то что бывало…
Господин Виловский, вперив в дедушку Колю сердитый взгляд, позвонил в колокольчик и сказал:
— Я тебя три раза спрашивал.
Дедушка Колю в изумлении поднял руку, чтобы перекреститься, но остановился на полдороге. Он только теперь сообразил, что прежние слова судьи относились к нему, а не к рассыльному. В отчаянии бедный старик мог только ответить дрожащим голосом:
— Не знал я, господин, что ты меня спрашиваешь. У меня и в мыслях не было! Думал, ты вон того… Почем я знал, что меня?.. Ради бога погоди, давай разберемся.
Но мировой судья не имел ни малейшего желания удовлетворить просьбу дедушки Колю. Он еще сильней зазвонил в колокольчик и, повысив голос, продолжал читать приговор:
«… которою он владеет неправильно, не имея возможности документально мотивировать свои права на нее. Сверх того, взыскать с него судебную пошлину и другие судебные издержки, в том числе суточные и путевые расходы свидетелей…»
Я не стал слушать приговор до конца: от огорчения меня даже в жар бросило. Я вышел на свежий воздух, а вскоре вслед за мной вышел и бедный дедушка Колю, весь какой-то полинявший и съежившийся, словно на него вылили целый котел кипятку. Он не только сильней припадал на левую ногу, но, как мне показалось, даже пошатывался на ходу. Шаги его были так неуверенны, словно он ступал по глиняной посуде. Я глубоко убежден, что если бы его тогда спросили, какого он пола и как его зовут, он не мог бы ответить… Со всех сторон старика окружали адвокаты, льнувшие к нему, как мухи к переспелой груше! Они энергично жестикулировали и что-то говорили ему, — я не слышал что, но нетрудно было догадаться…
Прошло несколько лет после вышеописанных событий. Нестерпимый зной июльского дня угнетал жителей болгарской столицы. На улице было жарче и душней, чем в столичной бане… Три с половиной часа пополудни. И улицы и прекрасный городской сад почти совсем опустели. Редко-редко попадется живое существо: не только люди, но и животные постарались схорониться где-нибудь в холодке, подальше от палящих солнечных лучей. Даже листья на деревьях — поникли и прячутся один под другой, чтобы хоть как-нибудь укрыться от этого пекла. Храбрость и выдержку обнаруживают только некоторые птички, гоняющиеся за мухами и кузнечиками в траве, да оборванные ребятишки, которые, не обращая внимания на невыносимую жару, бегают по улицам и продают газеты, состязаясь в выкриках.
Заглянем в одно из высших центральных правительственных учреждений.
В полутемной комнате, игравшей роль приемной, сидел на стуле рассыльный. И не просто сидел, а был занят серьезным делом: спал, запрокинув голову. Несколько мух сочли уместным и целесообразным составить ему компанию. Не подумайте, что они тоже спали; наоборот, они были полны деятельности, выстроившись в ряд возле его полуоткрытого рта, словно прачки в софийской прачечной. Взлеты и перепархивания их регулировались громкими всхрапываниями этого ретивого служаки.
В одной из следующих комнат сидел за зеленым столом чиновник, утопающий в грудах бумаг. Чиновник этот занимал, по-видимому, довольно высокую, завидную должность. Он был худ и цвет лица имел скорей желтый, чем смуглый. Выразительный взгляд молодого человека говорил о том, что он не лишен таланта и способностей..