Болгары старого времени

Они разговорились. Вскоре к ним примкнули и остальные студенты. Говорили о последних тревожных известиях из Болгарии: о восстании и его неудаче, о надеждах, которые народ возлагает на Россию, о генерале Черняеве. Без всяких церемоний и официальных знакомств эти люди поняли друг друга и сблизились. Их волновала одна общая мысль, одно желание, одна печаль. Все горячей и сердечнее проявлялась братская любовь. Сидевшие поодаль хэши, еще недавно стеснявшиеся подойти к русским, подвинулись ближе. Завязался разговор на каком-то своеобразном славянском языке. Каждому хотелось сказать хотя бы одно русское слово и почувствовать, что его понимают. Всех их воодушевил благородный порыв. Граф заказал шампанское. Запенился прозрачный напиток. Граф встал, поднял свой бокал и торжественно произнес:

— Впервые я увидел болгар в этой стране и, признаюсь, полюбил их всем сердцем. Это новое волнующее чувство, связавшее меня с вашей борьбой и страданиями еще на моей далекой родине, теперь, при встрече с вами, сынами угнетенного славянского народа, стало глубже и сильнее. Мы, русские, как и вы, болгары, спешим помочь, жертвуя своими жизнями, нашим братьям по крови — сербам, доблестно поднявшим знамя борьбы против извечных врагов славянства. Я пью за полный успех нашего правого дела! Я пью за двух родных сестер России: за Болгарию и Сербию!

Громовое, восторженное «ура» грянуло в ответ на прочувствованную речь русского.

В глазах Брычкова и его товарищей блеснули слезы.

Какой-то растроганный болгарский студент вскочил и провозгласил здравицу в честь славянской солидарности.

— Уррра! — подхватило двадцать голосов.

— Фала!^{80} — гаркнули черногорцы.

— Живио!^{81} — крикнул хозяин ресторана (он был серб).

Заказывались новые бутылки шампанского. Искрилось и пенилось вино. От избытка чувств славяне были вне себя. Двое русских подошли к Бобровскому и Попче и крепко с ними расцеловались. Черногорцы громко кричали и неистово ругали турок, которые «заживо сжигают православных славян».

Дверь с треском распахнулась, и, как всегда шумно, ворвался Македонский с клочком бумаги в руке.

— Ребята! — закричал он. — Новость! Вчера был первый бой у Бабиной головы. Сербы победили! Ура!

Ошеломленные счастливой вестью, все вскочили с мест:

— Война! Война!

— Вот телеграмма! Читайте! Я вырвал ее у толстопузого Гробова, — выпалил весь красный, запыхавшийся Македонский. Увидев русских, он сорвал с головы свою венгерскую шапку, приветливо им улыбнулся и протянул руки:

— Привет вам, герои! Да здравствует Россия!

— Здравствуй, брат болгарин! — ответили ему русские добровольцы, пожимая протянутые руки.

Общему восторгу не было границ. Телеграмма переходила из рук в руки, от одного к другому: каждому хотелось своими глазами увидеть текст и убедиться в одержанной славной победе. Даже название «Бабина голова» казалось им в эту минуту значительным и прекрасным. Первое выступление маленькой сербской армии увенчалось успехом! Никто этого не ожидал. Черногорцы решили немедля, с утренним поездом, выехать в Турну-Северин, а оттуда переправиться через Дунай в Кладово. Совсем растерявшийся хозяин ресторана Йованович поставил для гостей еще несколько бутылок шампанского, угощая их теперь от себя. При виде общего торжества русские не могли сдержать слез.

— Братья, — с бьющимся сердцем начал Брычков, и глаза его засверкали, — война начинается, и наше пламенное желание, наконец, осуществится. Теперь мы можем бороться и геройски погибнуть за дорогую всем нам свободу!

— Да, теперь мы не подохнем, как собаки, на чужой земле, — поддержал Хаджия.

— Из Сербии мы двинем прямо в Болгарию, там поднимем наших товарищей и зададим жару Абдулу-Кериму, — добавил Бебровский.

— А воеводами кто будет?

— Тотю!

— Панайот!

— Да здравствуют добровольцы! Да здравствуют все славянские герои! — Воскликнул Македонский, выпил с жадностью бокал шампанского и, дружески улыбаясь русским добровольцам, вытер свои длинные усы.

Энтузиазм и оживление захватили всех с новой силой. Хэши были словно на крыльях; они горели желанием поскорее выехать в Кладово из страха, что славой победы завладеют другие, прежде чем они туда доберутся. Наконец появился Говедаров и сообщил, что через два дня бухарестский молодой комитет^{82} снабдит их железнодорожными билетами и деньгами.