Боливар

— А мы не можем в этих воплощениях найти кого-нибудь с качествами Христа? Чтобы под него заповеди подвести. Вы понимаете?

— Самый близкий по поведению и доброте это — Кетцальтепетль. Он запрещал человеческие жертвоприношения, проповедовал пацифизм. Один из правителей, в которого воплотился Кетцальтепетль, принёс индейцам науки.

— Очень на вас похож… Вам не кажется?

— Не понял.

— Вы очень похожи на него, не правда ли? Вы несёте пацифизм и науки венесуэльцам. Может, вы — воплощение Кетцальтепетля?

— Шутите?

— Нисколько. Я читал про этого Катцаль… Всё не могу выговорить с первого разу. Кет-цаль-те-петль… Помниться, он расстроился и ушёл от людей. Уплыл на белом корабле? Предположим, что теперь он вернулся, но на сером. Потому, что много думал о людях и переживал. Был он, помнится, белобородым? А сейчас чернобородый. Единство и борьба противоположностей. Вы марксист? — Спросил Олег неожиданно.

— Да, — неуверенно сказал Хесус.

— Вот… Марксист. И имя у вас…Соответствующее. У вас стигматов не бывает?

— Я католик, Олег Николаевич. Не оскорбляйте мою веру.

— Католики придут сюда, если мы их не остановим, и уничтожат около двухсот миллионов человек. А остановить мы их сможем, только если объединим местное население вокруг большой идеи, Хесус. Очень большой веры. В светлое будущее. И это будущее, которое у них отняли… отнимут рыцари-конкистадоры, мы попробуем им дать. Хоть какое-то будущее. Подумайте об этом. Очень многое сейчас зависит от вас. И, по-моему, если Кетцаль-те-петль был добрым, то он ничем не отличается от Христа. Кто знает, может быть он пришёл сюда в тысячном году, чтобы научить здешних кровавых вождей любить и ближнего своего, и врага своего?

* * *

Работающий нефтеперегонный завод обеспечил загрузку пятитысячного танкера за двадцать пять дней, что вполне хватало для нормальной работы техники. Экипажи не имели подмены, поэтому, вахтовый метод работы — месяц через месяц, позволял не перегружать людей.

Во время вынужденного отпуска моряки готовили себе подмену из числа морских пехотинцев, а морпехи тренировали моряков. Получалось очень складно.

Через месяц стоянки АПЛ превратилась в огромный, потерпевший крушение, четырёхмачтовый парусный корабль. Корму и бак не поднимали. Палубу сделали плоской. Надо было учитывать то, что лодка все-таки должна была плавать под водой. Шпангоуты просматривались через большие дыры. Неровный коричневый цвет бортов походил на старые проморенные дубовые доски и навевал мысли о давних и многих морских походах.

Корабелы подошли к работе профессионально и творчески. Морпехи скоро обеспечили их древесиной, распиливая брёвна на доски бензопилами прямо в лесу, отправляя на базу вертолётом. Двадцатиметровые ровные, без веток, стволы в комле достигали около метра в диаметре. Дерево было очень тяжелое и, подумав, решили не таскать лишний груз, а распиливать его бензопилами на месте. После многих испорченных, стали получаться относительно ровные доски.

Дерево действительно было «железным». Патрон калибра 5,45 дюймовую доску из такого дерева не пробивал, или, пробивая, терял свою убойную силу напрочь.

«Мачты» и «реи» поставили бамбуковые. Всё равно, навешенные на них же тряпки, только имитировали паруса. Получилось очень внушительно, и жутковато, но внутри пришлось крепить швартовые надувные кранцы, чтобы сбалансировать плавучесть. Без них лодка болталась, как определённая субстанция в проруби, по словам командира АПЛ «Белгород».

Дыры оставили для слива воды при всплытии, но потом, глядючи на совершенно жуткую остойчивость конструкции во «всплытом» состоянии, корабелы предложили систему люков, на плаву державшихся за счёт давления воды, а при всплытии открывающихся. Поэкспериментировав, борта решили зашить полностью, чтобы дать дополнительную плавучесть чудовищу, как называл свой корабль командир.

Через полгода в Венесуэльском заливе стояло стометровое парусное судно, очень похожее на настоящее. И оно таким и было, если бы ему можно было поставить нормальные мачты. Но такого дерева здесь не было. Надо было идти либо в Канаду, либо куда-то ещё. «Парусник» очень хорошо держался на воде, и «Белгород» с ним имел приличный надводный ход. До пятнадцати узлов. Парусник не стали делать «полноразмерным», так как кое что на лодке решили всё же не закрывать деревом, ибо могло пригодиться.

Чтобы погрузиться, вскрывались все люки, вода поступала внутрь и парусник уходил под воду, но «топили» его не полностью. Корабелы рассчитали, что отрицательная плавучесть древесины могла привести лодку в положение «оверкиль».

Поэтому поплавки сместили под верхнюю палубу «парусника». Тогда центр тяжести сместился вниз, и лодка смогла нормально нырять. Подводный ход упал до десяти узлов. Зато у подводников сейчас была огромная, почти стометровая, внешняя палуба, где можно было загорать и развлекаться в свободное от вахты время.