Больная

Кажется, здесь вообще никто ничем не болен. Может, они, эти люди, просто такие. Сами по себе такие они, и все. И что же тут теперь делать? Если такими им легче жить. Может быть, это и есть их способы жить, стратегии выживания. Попробуй поживи в таком мире, как наш. Почему бы и не подобным образом? Это очень даже умно: быть безумным в настоящем мире. И надо стремиться быть подобным среди подобных. Кто-то еще из античных философов говорил…

Разговор внутри продолжался, и был громче, чем внешний.

— Неужели ты думаешь, что я трушу? — спрашивал железный женский голос. — Неужели ты полагаешь, что я боюсь оставаться здесь одна? Нет, я боюсь, что это они здесь останутся на веки вечные. Для того, чтобы увести кого-то отсюда, нужно благословение свыше. Но не с шестого этажа пятиэтажного дома.

— А завтра я хочу все же вернуться сюда, — звучал другой, усталый. — Ведь мы с тобой еще не определились с местом для аквариума. И ты единственный человек, который может указать это место. Я там, снаружи, быть устала. А здесь хорошо: все время колют что-то. Только ноги одеревенели.

Пока тут еще пусто. Никого. Только Инна, Жанна, Нюра. Что ж, я-то, по крайней мере, всех отпустила. Это не от меня зависит, что они здесь. И на том спасибо. Счастье, что ты не можешь нести ответственности за других.

Правду я уже сказала. И ничего уже страшного не случится, если выпьешь немного маленьких желтых, красных и синих, разноцветных, — одним словом, таблеточек. Может, они помогут тебе успокоиться, и, во всяком случае, ты уж точно выспишься этой ночью. А ты ведь хочешь выспаться, не так ли? И потом, разве можно умереть, если ты уже однажды умер?

— Но я-то не умирала, — возражала я голосу. — Правда, я уже почти забыла, что такое сон, но — самое время напрячь память и вспомнить, как следует, в красках. Кажется, я так утомилась, что не в состоянии буду сделаться ему подругой. Мой бедный друг, что они с нами сделали?

Здесь есть часы, электронное, светящееся мертвенно зеленым светом, табло в коридоре, но сломалось: дырочки загораются не в той последовательности. Впрочем, у некоторых сестер есть маленькие наручные часы. Да и зачем тут часы?..

— Что же мне делать с вами, — вздыхала Анна, — если вы все умрете на моих глазах, у меня на руках. Мы просто временно забыли, что суд идет прямо сейчас, когда мы так заняты очередной затяжкой и разговором.

— Почему у тебя разноцветные носки? — обращается Жанна и ко мне, поверх моего, а точнее, чужого, но происходящего у меня внутри спора.

— Потому что нет других.

— Хочешь, дам свои?

— Только если запасные, — говорю я: не могу же я лишать ее носков.

— Нет, я могу только с ноги.

— Не нужны ей твои носки. Она боится грибка! — заявляет Инна.

Я впервые за несколько дней рассмеялась.

— Чего-чего?.. Грибка-а?

— Ты не боишься грибка?

— Нет, я не боюсь какого-то там грибка.

— Она боится гибели, — Нюра отвлекается от банановой кожуры. Теперь в пальцах ее — огрызок.

— Тебя не спрашивают! А ты — ты точно сумасшедшая, — произносит Инна злорадно, и в доказательство крутит длинной изящной рукой у виска. — Я тут приглядываюсь, и знаешь, здесь сумасшедших немного. Напротив, снаружи я не встречала собрания столь здравомыслящих людей! Но все-таки их тут усиленно лечат, поскольку на фасаде написано: «Дурдом». А ты попала прямо по адресу, ты останешься тут надолго. Помяни мое слово. Грибок — такая штука, она разъедает ногу. Тут надо бояться очень простых вещей. А именно, подцепить заразу. Видишь, какая кругом антисанитария?..

— Интересно, — говорю я вместо ответа. — Почему они не разрешают носить часы?

— Идеальные песочные часы не имеют дна!.. — изрекает Нюра.

10

В Мрыне я погостила недолго. Обратный путь был легок с опустевшим рюкзаком гостинцев. Впрочем, как всегда, родня взялась было навьючивать тюки с самородными дарами, но, по счастью, на сей раз удалось отбояриться ценой известных усилий. Арсения, мрынского гамлета, я не видела перед отъездом. Возможно, он и не хотел когда-либо встречаться со мной. Узнать теперь не у кого: в то же лето он погиб, утонул в местной вонькой речке, заросшей ряской и желтыми лилиями, которые с закатом закрывают свои чашечки и прячутся под воду.

Глава 2. Страна

1

Руки больше не повинуются мне: они ищут складки на халате, вертят зажигалку, достают из пачки и кладут обратно сигареты. Сигареты эти я выменяла у Инны, здесь они — что деньги. Мне самой негде взять сигарет, не скажу же я маме: «Мама! Купи дочери сигарет». Я пообещала Инне за пачку написать стихотворение. Каждый продает, что может. Вспомню что-нибудь, запишу и отдам. Как нерадивый или впадающий в бедность график множит отпечатки одного офорта. Обесценивая оттиски.