Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера

Такой образ получил распространение после выхода в свет труда психолога Ленор Уолкер. Ее резонансная книга «Синдром избиваемой женщины» (The Battered Woman Syndrome) почти в одночасье изменила общественный стереотип: жертва из гарпии-мазохистки превратилась в беспомощное дитя. Уолкер заявляет, что для тех, кого бьют, характерен уникальный «синдром». По большей части он сводится к «выученной беспомощности». [10] Этот термин исследовательница почерпнула из работ другого психолога, Мартина Селигмана, который обнаружил, что собаки, привыкшие жить в клетке и нерегулярно (с непредсказуемым интервалом) подвергаемые слабым ударам электрического тока, со временем прекращают попытки сбежать. Напротив, они становятся «покорными и пассивными». [11] Точно так же и жертвы домашнего абьюза оказываются раздавленными циклом насилия. Сначала растет напряжение в паре, потом начинается фаза открытого насилия, а за ней «медовый месяц» – абьюзер раскаивается, демонстрирует страстную любовь, дает обещание, что былое не повторится. Затем опять начинает расти напряжение, за ним взрыв, и так далее по кругу. С каждым новым витком женщина постепенно теряет способность сопротивляться. Она становится пассивной, начинает верить, что «слишком глупа, чтобы попытаться что-то изменить». В ее душе растут тревога и подавленность. По мнению Уолкер, жертва остается с насильником, потому что перестает видеть возможности для расставания. [12] С распространением этой теории общество вновь стало сострадать пережившим насилие – то есть к ним стали снова относиться как в XIX веке. Их снова жалели, а не презирали. Однако Ленор Уолкер создала новый стереотип, и в нем вина по-прежнему возлагалась на жертву. Психолог писала, что все дело в пассивности пострадавшей стороны; именно это заставляет насильника продолжать свои нападки. «Обидчик, побуждаемый ее очевидным бездействием и покорностью, с которой она принимает его поведение, даже не пытается контролировать себя». [13] Действительно, в отношениях, где один доминирует, второй бывает столь унижен и забит, а его самооценка настолько низка, что он оказывается не в состоянии решить даже самые простые задачи. Партнерша порой готова поверить всему, что внушает ей абьюзер, в том числе и тому, что без него ей не выжить. Однако женщины оказываются в западне не просто потому, что не видят выхода. В дальнейшем я докажу: большинство переживающих давление со стороны домашнего тирана постоянно обдумывают те или иные пути выхода из-под власти мучителя.

По мнению некоторых психологов, выученная беспомощность – одна из главных причин того, что женщины готовы долго и безропотно выносить мужскую тиранию.

Гипотеза о выученной беспомощности, предложенная Уолкер, владела умами более двадцати лет, несмотря на то что она расходилась с живой реальностью, о которой свидетельствовали жертвы насилия. На эту теорию и сейчас часто ссылаются. Канадский семейный психолог Аллан Уэйд так поясняет свою критическую позицию по отношению к предположению Уолкер: «Ее объяснение насилия завоевало такую популярность, потому что в нем не ставится серьезный вопрос об изменении сложившегося статус-кво». [14]

* * *

Стокгольмский синдром прекрасно демонстрирует, что за теорией выученной беспомощности стоит некий миф. Этот синдром – что-то вроде диагноза, который ставят женщинам, сохраняющим привязанность к своим мучителям и не верящим властям, которые хотели бы им помочь. Обычно мы выносим этот вердикт, не слишком задумываясь, когда пытаемся охарактеризовать состояние сознания жертв домашнего насилия. Но при этом многие психологи продолжают считать такую деформацию психики весьма серьезной, а термин – научным. «Классический пример стокгольмского синдрома – домашнее насилие, – утверждает психолог из Оксфорда Дженнифер Уайлд. – Это когда некто (как правило, женщина) ощущает зависимость от своего партнера и остается рядом с ним». [15]

Однако на самом деле стокгольмский синдром – очень неясно описываемая патология, не имеющая четких диагностических критериев. За ним стоят женоненавистничество и даже откровенная ложь. [16]

Придумавший это понятие психиатр и криминалист Нильс Бейерот не удосужился пообщаться с заложницей, чьи взаимоотношения с преступником послужили основой для далеко идущих обобщений. Он никогда не спрашивал у нее, что заставило ее доверять тому, кто удерживал ее, больше, чем полиции. Кроме того, во время того самого ограбления шведского банка Бейерот был консультантом полицейских и руководил их действиями. То есть он сам и представлял ту самую власть, которой потерпевшая, Кристин Энмарк, не поверила. После чего она стала первой, кому поставили тот самый сомнительный диагноз.