Как-то утром в 1973 году сбежавший из тюрьмы Ян Улссон явился в банк на площади Норрмальмсторг в шведской столице и захватил заложников – Кристин и еще трех сотрудников. В течение последующих шести дней он удерживал их. Вся эта эпопея широко освещалась в СМИ. Шведы еще не сталкивались с такими случаями, и для полиции это тоже было в новинку.
Переговоры буксовали с самого начала – у стражей порядка не было должной подготовки. К тому же в самом начале они неверно идентифицировали Улссона. Следователям удалось найти, как им казалось, младшего брата преступника, и подростка в сопровождении Бейерота отправили в здание банка. Но Ян просто взял и открыл огонь. Этот инцидент лишь раздразнил злоумышленника. Он потребовал, чтобы к нему позволили присоединиться его сокамернику Кларку Улофссону. Кстати, Кларк не был настроен агрессивно и даже пытался подбодрить заложников. «Он успокаивал меня, держал за руку, – вспоминала Энмарк в 2016 году. – Он сказал, что проследит, чтобы Ян не причинил мне вреда. Не могу сказать, что я чувствовала себя в полной безопасности. Этим словом нельзя описать мое состояние. Но я решила поверить ему. Он сделал для меня очень много, ведь я поняла, что хоть кому-то небезразлична. Однако никакой привязанности я не испытывала. Можно сказать, что Кларк лишь подал мне надежду, что все будет хорошо». [17]
Полиция не могла дать такой надежды захваченным. Энмарк попросила, чтобы ей позволили переговорить с Бейеротом, но он отказался от общения. Давая интервью в прямом эфире прямо из здания банка, она обрушилась на власти: «Полиция играет нашими жизнями… А теперь они даже не хотят со мной разговаривать, хотя именно я погибну, если что-то пойдет не так». Энмарк взяла дело в свои руки, так как чувствовала: с каждым часом шансы выжить уменьшаются. Она позвонила шведскому премьер-министру, Улофу Пальме, и умоляла, чтобы ей и еще одной заложнице позволили покинуть банк вместе с преступниками. «Я полностью доверяю Кларку и главному грабителю, – сказала она премьеру. – Это не шаг отчаяния. Они ничего плохого нам не сделали. Напротив, обращались с нами хорошо. Но, Улоф, меня пугает, что полиция решится на штурм и из-за этого мы все погибнем».
Пальме не позволил ей уйти вместе со злоумышленниками, заявив, что не может потакать требованиям тех, кто вне закона. В конце их разговора, по воспоминаниям Энмарк, он сказал: «Что ж, Кристин, покинуть здание не получится. Придется утешаться тем, что, возможно, довелось погибнуть, не оставив свой пост». Это привело девушку в ужас: «Но я не желаю умирать как герой!» – воскликнула она. [18]
В итоге полиция пустила в здание слезоточивый газ, освободила заложников, арестовала обоих преступников и провела их по улице к большой радости собравшейся толпы. Энмарк была вне себя от такого бахвальства и демонстрации силы. Ее хотели вынести из банка на носилках, но она отказалась: «Я шесть с половиной дней ходила сама и сейчас сама выйду». [19] В радиоинтервью она раскритиковала правоохранителей и очень возмущалась поведением Бейерота. Криминальный психолог, напрямую никогда не контактировавший с Кристин, тем не менее ответил на ее комментарии. По его словам, они были вызваны особым состоянием, название которому он тут же и придумал, – «норрмальмсторгский синдром» (позже он был переименован в «стокгольмский»). Страх перед полицией он счел иррациональным, вызванным эмоциональной или сексуальной симпатией к захватчикам[37]
. Мгновенно поставленный диагноз устроил шведские медиа – они с подозрением относились к Энмарк, которая не выглядела «столь уж травмированной» всей этой историей, во всяком случае, настолько, насколько представлялось окружающим. «Трудно в это поверить, – написал один из журналистов, – но ее состояние можно описать словами, вовсе не подходящими для этой ситуации. Она бодра и рассуждает разумно». По-видимому, это ее трезвомыслие и послужило доказательством того, что она больна.Через четыре года, когда Энмарк попросили объяснить ее действия, она возмутилась: «Да, я боялась полиции. А что в этом странного? Что особенного в том, что человек боится тех, кто его окружает – в парке, на крышах, за каждым углом? Это солдаты, готовые стрелять, – в бронежилетах, шлемах, с оружием».
В 2008 году был сделан обзор литературы, посвященной стокгольмскому синдрому. Исследование показало, что в большинстве случаев диагноз ставили СМИ, а не психологи и психиатры. Это явление мало изучено, а те немногие ученые, которые занимались им, не пришли к единому выводу, что оно собой представляет. С диагностикой дело обстоит не лучше. [20] Психолог Аллан Уэйд, в отличие от других, много общавшийся с Энмарк, утверждает, что стокгольмский синдром – «это миф, созданный, чтобы дискредитировать женщин, ставших жертвами насилия. А у придумавшего его психиатра явно наблюдался конфликт интересов: его главной целью было заставить замолчать бывшую заложницу, которая ставила под вопрос его полномочия». [21]