В дверь к лейтенанту Бабуле громко постучали. Участковый не спал, знал, что творится в городе, но из дома предпочел не выходить. Он сидел у себя в кабинете, имеющем отдельный выход на улицу, весь взъерошенный, в одном исподнем, и пил горилку, пытаясь заглушить страх, одолевший его. Лейтенант вздрогнул, схватил табельный «макаров», лежащий под рукой, и выждал пару мгновений. Может, само пройдет? Но стук продолжался. Он вылез из-за стола и подошел к двери на негнущихся ногах. Пистолет, сжатый в руке, придавал ему толику успокоения.
— Кто, мать вашу?
— Лейтенант Бабула? Геннадий Ильич? — деловито осведомились за дверью. — Национальная гвардия, откройте. Нам приказано осмотреть несколько домов на вашей территории. Без помощи не обойтись.
Он припал к дверному глазку и облегченно вздохнул при виде новой, с иголочки, камуфляжной формы, каски, обшитой тканью цвета хаки. Лейтенант раскрыл дверь. Его тут же сбили с ног, схватили за грудки и поволокли в комнату. Он пытался пикнуть, но получил в челюсть. Ужас охватил участкового, когда над ним склонились двое мужчин. Он застыл, парализованный страхом. У одного из этих людей в форме гвардейцев были знакомые сверлящие глаза. Он уже где-то видел их.
— Ладно, обойдемся без глумлений, — прозвучал уставший голос. — Надоело. Пакуем ценный груз, Костик. Петруха сейчас подгонит спецтехнику.
Участковый понял, кому принадлежал этот голос. Он хотел молить о пощаде, но тяжелый удар в переносицу напрочь лишил его сознания.
Глава 10
Районный прокурор Щербатый тоже чувствовал себя неважно. Его трясло от страха, он обливался потом. Когда позвонили из райотдела и стали описывать текущее состояние дел, он сослался на серьезное недомогание и предложил решать все вопросы со своим заместителем. Прокурор был в курсе событий прошедшего дня, но не мог заставить себя выйти из дома и примкнуть к работе штаба.
Больше всего на свете ему хотелось броситься в гараж, завести машину и бежать как можно дальше. Но он не мог. Что потом люди скажут? Позорно удрал, оголил ответственный участок фронта! Конец карьере, всей безмятежной жизни. Да еще и посадят! Другое дело — недомогание. Это прокатит.
Он сидел в кабинете на втором этаже своего особняка, тянул глоточками золотистый бурбон из граненого бокала. Горел торшер над головой, другого освещения в комнате не было. Прокурор не мог заставить себя уснуть. Все должно утрястись, успокоиться. Он отдал четкие инструкции своему заместителю — как только злоумышленников схватят или убьют, немедленно поставить его в известность. Но тот пока не звонил.
Зубы прокурора стучали о стекло бокала. Пусто. Он дрожащей рукой схватил бутылку, плеснул на дно. Страх мутил рассудок. Нужно продержаться, он сильный человек, сможет. Щербатый словно чувствовал, что будет выглядеть тряпкой, еще днем отправил к черту домработницу, сторожа. Никто не должен видеть его таким!..
Прокурор выпил залпом, снова схватился за бутылку, и тут в спину ему потянуло сквозняком. Какого черта, он же закрывал балкон! Борис Викторович обернулся и обомлел. Его лицо и руки стали покрываться гусиной кожей. Тюль колыхалась под напором свежего ночного воздуха. Балкон был открыт! С него кто-то вошел в комнату.
Прокурору казалось, что он спит. Он не мог пошевелиться, словно был гвоздями прибит к стулу. Какой-то мужчина крадущейся поступью приближался к нему. Он в оцепенении смотрел, как из-за шторы появился еще один человек.
Это сон, все пройдет!.. Над прокурором нависло что-то массивное, смертельно опасное. Эти глаза, боже. Он уже видел их совсем недавно, кажется, позавчера, когда приехал за Марго в детский садик, которым она командовала.
— Поднимайтесь, прокурор, пойдете с нами, — услышал Щербатый.
Он вздрогнул, не мог дышать от ужаса, подавляющего рассудок, обливался потом.
— Ау? — Кто-то ткнул его под ребро чем-то металлическим. — Ферштейн, прокурор? Недоступно скудному умишку?
Вот тут-то до него и дошло, что это конец! Его убьют точно так же, как прикончили бывших подельников! Щербатый пронзительно закричал, стремительно вылетел из кресла и помчался к двери, забыв про свой немалый вес. Он уйдет, его не догонят! Дверь на галерею была открыта. Прокурор уже перепрыгивал через порог, но тут с его ноги слетел окаянный шлепанец. Не предназначены эти тапки для того, чтобы бегать!
Он споткнулся о порог, пулей вылетел на галерею и треснулся грудью о перила. Дыхание его перехватило от ослепительной боли. Но это еще было не самое страшное. Перила затрещали, начали ломаться. Прокурор не мог остановить падение, отпрянуть от этих чертовых перил. Сила инерции волокла его вперед. Ведь говорил же прорабу, что нужно заменить их на металл! Мучительный крик застрял в горле. Он рухнул в холл первого этажа вместе с обломками балясин и перил. Так уж вышло, что падал прокурор вниз головой, хотя имел весьма упитанную задницу.
— Бемц! — прокомментировал звук падения один из злоумышленников. — Человек-кабриолет, блин. Крышу ему сорвало.
— Ну, испугался, бывает, — заявил второй и пожал плечами.