Больница неизлечимо помешанных

[6] Среди других примеров тщеславных безумцев древние авторы приводят Мизена, Энеева трубача, который почитал себя столь выдающимся в своем ремесле, что осмелился вызывать на состязание морских богов, чтоб играли на трубе, с ним верстаясь; то же с Марсием, бросившим такой же вызов божественному Аполлону; то же с Фамирой фракийцем, дерзнувшим состязаться в пении с Музами; а вместе с этими — и пример Арахны, хотевшей верстаться с Минервой в ткачестве; и, наконец, пример Кассиопеи, дочери Цефея, осмелившейся считать себя выше Нереид, как Ниоба — выше Латоны, Антигона, Лаомедонтова дочь, — Юноны, а Лихиона, Девкалионова дочь, — Дианы.[282] [7] Подлинно сонм тщеславных любого другого больше, так как во все времена познано опытом, что дымоход мозга[283] больше дымит с этого угла, чем со всякого другого.

[8] Что же сказать о Нумане Ремуле, который, приписывая себе слишком много и слишком довольный своей доблестью, поносил троянцев, осажденных в Италии, за изнеженность и малодушие; Вергилий передает его надменные слова:

Перед полком он, слова, что достойны и недостойны,
Зычно крича, надменный в душе от нового сана,
Шествовал и воздавал себе хвалы громозвучно.

[284]

[9] Что сказать о том Марикке, из подлейшей черни народа бойев, который, согласно Корнелию Тациту, отважился объявить себя богом?[285] [10] Что о грамматике Апионе, без всякого сомнения обещавшем бессмертие тому, кому он посвятил свои сочинения?[286] [11] Сверх меры тщеславен был и врач Менекрат, у которого было в обыкновении не брать никакой платы от больных, коих он лечил, но требовать лишь того, чтобы они называли себя его слугами, а его самого именовали Юпитером.[287] [12] Еретик Несторий тоже был из них, затем что в одной своей речи, обращенной к народу константинопольскому, был так самонадеян, что на следующий день обещал даровать каждому небо.[288] [13] И Ренний Палемон, грамматик или педант, недалеко ушел от них, так как обыкновенно бахвалился, что с ним науки родились и с ним умрут.[289] [14] Но почему я пропускаю Павла Самосатского, который ходил по площадям, по улицам и переулкам, выхваляя на людях свою ученость и понуждая неких секретарей записывать все, что ни приходило таким манером ему на уста?[290] [15] Почему я обхожу молчанием и императора Домициана, который ничем не наслаждался в такой степени, как именем господина и бога? [16] Ввиду этого Евсевий говорит: Домициан первый велел называть его господином и богом, и некий поэт, его льстец, сочинил сии два стиха:

Господина и бога предписанье,
Коим закреплены ряды скамеек.

[291]

[17] И для чего я пропускаю государя Гая,[292] который издал эдикт, что он причисляется к богам и что надлежит воздвигнуть ему статую с именем Юпитера Величайшего? [18] Не упущу и Фемисона Кипрского,[293] который хотел, чтоб его называли Геркулесом, курили ему благовония и славили, как того бога, божественными хвалами. [19] И что скажу о Нероне, который, алкая вечной славы, решил месяц апрель назвать неронием и постановил, согласно Светонию, что город Рим будет называться Нерополем?[294] [20] Александра Македонского тоже можно отнести к тщеславным безумцам, ибо он получал несравненное удовольствие, когда величали его сыном Юпитера Аммона.[295] [21] Саломоней изображал громы и молнии небесные с помощью математических сведений ради того лишь, чтобы снискать имя бога.[296] [22] Вар Пергский, развращенный речами льстецов, был легко убежден, что он красивей всех людей в мире и поет сладостней и божественней самих Муз. [23] Ганнон карфагенянин имел обыкновение ловить птиц, коих учил говорить: «Ганнон — бог».[297] [24] Селл был тщеславный бедняк, который скрывал, как мог, свою нищету, вожделея всесветной славы за свои мнимые богатства. [25] Герострат, подлинно помешанный честолюбец, по сообщению Авла Геллия, сжег дотла храм Дианы Эфесской из одного желания стяжать бессмертную славу в мире.[298] [26] Наконец, Эмпедокл Агригентский, безумный паче всех безумцев, бросился в пламя Этнейской горы, чтобы люди думали, что он, без сомнения, взлетел на небеса.[299]