Больница неизлечимо помешанных

[1] Мало найдется таких, кто не знает хотя бы по имени этого рода помешанных, коих мы называем лунатиками, или помешанными повременно: так как они не непрестанно обуреваемы неистовством, но только иногда, с некими перерывами, то получили имя лунатиков, потому что в недуге своего помешательства они переменчивы, подобно луне, или скорее потому, что этот род безумия присущ и свойствен тем, кто рождается в новолуние, или потому, что в убывании и возрастании луны и сообразно различным ее состояниям эта болезнь то укрепляется, то приметно слабеет. [2] Поэтому Юлий Фирмик в четвертой книге «Математик» говорит: И если луна в неблагоприятном расположении, она производит страдающих судорогами, или лунатиков, или больных падучей.[324]

[3] В пример этого рода безумия можно привести Николетто из Франколино[325] и Лоренцино из Кьоджи. Первый из них в новолуние всегда впадал в такую блажь, будто сделался раком, и искал всю окрестную воду, чтобы в ней укрыться; в другой раз он превращался в улитку и вздевал пару рогов себе на голову, чтобы подражать их природе; иной раз бывал луком-пореем или зубчиком чесноку и бегал среди зеленщиков с криком: «Кому отменных овощей?»; а иногда делался сосиской или ветчиной и остерегался колбасников пуще чумы, боясь от них дурного обращенья. Другой же, когда луна убывала, убывал в своем уме, так что голым бегал по базарной площади, показывая весь свой срам, а иной раз, завернутый в большую корзину, ходил по площади, толкая каждого встречного; иной раз, вовсе обезумев, бил людей камнями и палками; иногда — это было безмерно смешно — хлестал себя бычьими потрохами по голым ягодицам посреди площади, а потом бегал за мальчиками с гнилой и вонючей требухой, бросаясь ею в тех, кто теснился вокруг него, как птички вокруг сыча.

[4] Сандрино из Пьетрамалы[326] тоже был лунатиком и, страдая от этого недомогания мозга, однажды в полнолуние учинил безрассудства, о которых весьма смешно слышать; рассказывают среди прочего, что, найдя какую-то гостиницу или харчевню, над которою был вывешен эмблемою лавровый венок, он надел этот венок себе на голову и начал говорить, что он поэт, и петь, что приходило на ум; когда же вокруг него собрались люди, он, по случайности увидев одну потаскуху, звавшуюся Дианой, в том неистовстве, какое им владело,[327] пропел о ней такие стихи:

Взгляни на ту кобылу,
Которой прозванье Дианы мило:
Полная всякой грязи и изъяна,
Коза, свинья, бабуин, обезьяна.

[5] А видя в другом месте некоего педанта, пропел о нем такие стихи:

О господин, законы крушить учащий невежду,
Век Коридоном тебе или Меналкою быть

[328]

[6] К роду лунатиков можно отнести и Менегоне из Ольмо,[329] который, с уходом луны уходя из разума, шел к ямам собирать салат и часто таскал пучки крапивы и чертополоха на рынок, думая продать этот вздор вместо салата; иной раз он шел удить лягушек и наполнял садок жабами, так как их не различал; иногда же, изображая лудильщика, ходил по улицам, весь черный, как уголь, с криком: «Кому чинить сковороды, оловянную утварь, подсвечники, мадонн?»,[330] причем из того, что полагается лудильщику, у него был лишь дым да цвет усов, да сальный мешок за плечами, который он таскал для важности.

[7] Таков тот род лунатиков, о котором мы говорим. В Больнице над дверью палаты у них вывешена эмблемою богиня Геката,[331] к которой, как их любимице, мы по обыкновению обращаем нижеследующую молитву.

Молитва к богине Гекате за лунатиков, или помешанных повременно

[1] Буди присно благословенна и бесконечными хвалами окропляема, о любезнейшая дочь Латоны, сестра божественного Аполлона, заслуженно нарицаемая Гекатой, затем что ты принуждаешь непогребенных блуждать сто лет,[332] подобно тому как блуждают своим мозгом бедные безумцы, которых мы зовем лунатиками, — если ты счастливо оделишь твоим благосклонным влияньем эту недужную толпу, которая на твою, о трехликая богиня, помощь с великой тревогой уповает. [2] Помоги, прошу тебя, сему недужному и шаткому стаду, ибо когда узрится, что близка твоя помощь столь дорогим друзьям, узрятся немедленно в трех великолепных храмах, тебе принадлежащих, — один в Перге, памфилийском городе, другой в Эфесе и еще один в таврической области[333] — водруженные в твою честь, как знатный трофей, три турецких стяга со знаком Оттоманов посредине.[334] [3] Сим недвусмысленно явится каждому благо, принесенное тобою этим людям, и зло, по твоей милости отнятое у них и исторгнутое.

Рассуждение XVIII О помешавшихся от любви [335]