Меня привозят, я выступаю перед действительно немногочисленной, но доброжелательной аудиторией; заработок плевый, но мне уже не до заработков. Мне бы сесть завтра на самолет и вернуться к сестре в Бостон.
Встретивший меня милый человек предлагает завтра «показать город». Я — делать нечего, — вежливо соглашаюсь, стараясь скрыть тайный ужас перед этой прогулкой.
— Тогда я зайду за вами в 7утра.
— Почему — в 7? — осторожно интересуюсь я.
— А в 9 утра гулять где бы то ни было на улице уже просто невозможно — охотно отвечает он. И я ему верю.
И наутро мы уже идем пешком по городу, по набережной, я разглядываю яхты, виллы, парки… на каждом шагу вспоминаю свою умную сестру, и не вслушиваясь в голос моего провожатого, молча клянусь себе, что отныне… никогда, никогда!!! Господи, скорей бы сесть в самолет…
— У нас тут и люди разные интересные живут… — краем уха слышу я… — Например, воздушные канатоходцы Лина и Николай Никольские. Может, вам случалось бывать на их представлениях? Видели бы вы, как Коля шел по канату между двумя небоскребами! Вез страховки!
И я останавливаюсь, понимая в этот миг — ЗАЧЕМ судьба приволокла меня в летний невыносимый Майами.
Глядя на мое ошеломленное лицо, провожатый спрашивает:
— Хотите познакомиться?
А я одними губами: — Хо-о-очу-у-у!!!
Так и встретилась с замечательной Линой Никольской, которой и посвящен роман «Почерк Леонардо».
— В ОДНОМ ИЗ ИНТЕРВЬЮ ВЫ СКАЗАЛИ, ЧТО ЭТА ВОЗДУШНАЯ ГИМНАСТКА «ПОДАРИЛА ВАМ РОМАН».
— До известной степени так оно и есть. Просто Лина с великолепной щедростью делилась своим Цирком, профессиональным багажом, судьбой, наконец. Моя героиня — Анна — проживает довольно значительную часть цирковых коллизий Лины Никольской. Целый год мы интенсивно переписывались; и это была настоящая работа, настоящая честная пахота: я «вскапывала» цирковое поле по сантиметру, изучая досконально все малейшие детали профессии и самого этого великого завораживающего мира.
А в первое наше свидание я была потрясена совсем другим: дом Никольских в Майами представлял собой настоящий питомник разных зверей. Несколько десятков попугаев! Кошки, собаки, целая стая белых павлинов во дворе… Кого там только не было. Разве что крокодилов и акул недоставало. Первым, кого я увидела, был огромный, щедро изукрашенный матушкой-природой попугай. Сначала я решила, что передо мной довольно аляповато сделанная игрушка, уж больно яркие цвета: грудь зеленая, крылья красные, голова синяя. Безвкусица какая-то… И вдруг голова игрушки склоняется к плечу, и на меня внимательно смотрят черные бусины глаз.
Лина сказала: «Ну, этот — так, красивая декорация. А вы вот взгляните на мою любимицу Шурочку, горбунью. Она не в клетке, она у меня в спальне живет».
Так я впервые увидела попугая жако. Умница, говорунья Шурочка в первую же минуту выдала мне свой репертуар. А когда в комнату вошла собака Каштан, Шурочка свесила с кровати крючковатый нос старой революционерки Розы Люксембург и прокуренным голосом проскрипела: — Каштан! Чего тебе?
У меня даже колени ослабли от потрясения.
Так появился еще один герой романа — Говард. Попугай жако.
– ЧЕМ БОЛЬШЕ ПУТЕШЕСТВУЕШЬ, ТЕМ ЛЕГЧЕ ПОНИМАЕШЬ ДРУГОЮ — СТРАННИКА, ПРОХОЖЕГО, ТУЗЕМЦА… ВЫ СОГЛАСНЫ С ЭТИМ?