Больно только когда смеюсь

После чая все выходим на балкон, полюбоваться нашим потрясающим видом на Иерусалим, на гору Елеонскую…

Я привычно приступаю к уже ставшему каноническим рассказу про страшные долги, в которые мы влезли, чтобы купить именно эту квартиру, с видом на Голгофу.

Губерман спокойно советует:

— Тогда назови ее «Долгофа»…

И пережидая наш хохот, задумчиво покуривает, глядя на живые изменчивые, но все же вечные библейские облака, что клубятся над этим вечным пейзажем…

— МНЕ ГОДА ТРИ НАЗАД ДОВЕЛОСЬ ПОБЫВАТЬ В ИЗРАИЛЕ, СО МНОГИМИ ОБЩАТЬСЯ. ПОРАЗИЛО, ЧТО ЧУТЬ ЛИ НЕ С ПЕРВОЙ ВСТРЕЧИ ВПОЛНЕ СОЛИДНЫЕ ЛЮДИ ПЕРЕХОДЯТ НА «ТЫ», И ВООБЩЕ ОБХОДЯТСЯ БЕЗ ОТЧЕСТВА…

— Да. Это одна из отличительных черт здешнего общения. Как точно сказала Рената Муха: «Мы приобрели отечество ценой утраты отчества»… Понимаете, в иврите нет обращения на «вы» в единственном числе. Здесь и министрам, и царям всегда говорили «ты».

– НЕ СЛИШКОМ ЛИ ФАМИЛЬЯРНО?

— К этому мгновенно привыкаешь, и лет через пять общение в любом российском учреждении, где тебе говорят: «Обратитесь к Татьяне Васильевне» — и ты подходишь к столу, за которым сидит двадцатидвухлетняя девчонка, — кажется натужным и смешным. Но диалог с чиновником — это понятно: в России посетителя непременно надо укротить, превратив в просителя. Удивительно другое: раза три при мне юная Татьяна Васильевна обращалась к сидящей напротив столь же юной особе, называя ее Юлия Владимировна. С совершенно официальным лицом…

Мы в детстве так играли в дочки-матери, полностью перевоплощаясь во взрослых, в семью.

Хотя, не скрою, иногда очень хочется быть, как декабристы, подальше от народа, тем более, что его темперамент порой очень утомляет. Вообще, здесь — на улицах, в учреждениях, в транспорте — часто хочется, чтобы хотя бы кто-то помолчал…

И вдруг ты видишь на задней площадке автобуса или за столиком кафе знакомое родное лицо и через мгновение обнаруживаешь, что размахивая руками, громко зовешь по имени приятельницу или друга. Она или он вскакивает навстречу… и вот уже благие мысли о сдержанности и тишине отметены потоками быстрой громкой речи, подкрепленной энергичной жестикуляцией. Твоей собственной речи.

Например, когда в комнате одновременно находятся двое — я и Рената Муха — третьему (вне зависимости от площади помещения) просто физически нет места.

Колыбельная соловья-разбойника

Я познакомилась с Ренатой Мухой по телефону — то есть была лишена основной зрелищной компоненты: не видела ее жестикуляции. Ее рук, взлетающих и поправляющих на затылке невидимую кепку, очерчивающих в воздухе арбуз, то и дело отсылающих слушателей куда-то поверх их собственных голов, а иногда и пихающих (если понадобится по ходу рассказа) соседа локтем под ребро.

Вообще, Рената Муха — это приключение. И не всегда — безопасное. То есть, все зависит от репертуара. Например, отправляясь с Ренатой в гости в почтенный дом, набитый дорогой посудой, надо помнить о бьющихся вещах и внимательно следить за тем, чтобы никто из гостей не попросил ее рассказать о покойной тете Иде Абрамовне. Потому что это все равно, что попросить Соловья-Разбойника насвистать мотивчик колыбельной песни — сильно потом пожалеешь.

У каждого уважающего себя рассказчика есть такой коронный номер, который срабатывает безотказно в аудитории любого возраста, национального состава и интеллектуального уровня. У Ренаты — рассказчицы бесподобной, профессиональной, дипломированной — есть номер об Иде Абрамовне. Такой себе монолог еврейской тети. Опять же, у каждого эстрадного номера есть эмоциональная вершина. Эмоциональная вершина в монологе Иды Абрамовны совпадает со звуковым, и даже сверхзвуковым пиком рассказа.

«…И он видит меня идти, и говорит: „Ах, Ида Абрамовна-а-а-а-а-а-а!!!!!“» Представьте себе самолет, разбегающийся на взлетной полосе, быстрее, сильнее, и — колеса отрываются от земли — взлет!!! Так голос Ренаты взмывает все выше, пронзительнее, громче… Ослепительное по сверхзвуковой своей силе «а-а-а-а-а-а-а-а!!!!» крепнет, набирает дыхание, сверлом вбуравливается в мозг, — длится, длится, длится…

Каждый раз я жду, что упадет люстра. Или взорвется осколками какой-нибудь бокал в шкафу. Или у кого-то лопнут барабанные перепонки.

Слушатели обычно застывают, окаменевают, как при смертельном трюке каскадера.