Читаем Больно только когда смеюсь полностью

Вот сегодня у нас тяжелый день: выступаю в Кармиэле, это на севере, езды часа четыре… Готовимся с утра, причем, больше — психологически. В машину садимся, как истребитель садится в самолет. Пристегиваемся… «Ну, с богом!» — говорит мой муж, включая зажигание. И буквально сразу, еще на нашей улице, слева выскакивает, как черт из табакерки, серый «пежо», чуть не утыкается в нас, резко тормозит. За рулем — девушка, на вид лет четырнадцати. Лихо поворачивает, ложится на крыло, мчит дальше… Текст, посылаемый ей вдогонку нами обоими, я привести здесь не могу…

А на подъезде к Тель-Авиву, волочась в непонятной пробке минут сорок, переживаем еще одно потрясение: с леденящим воем мчатся «амбулансы», унося раненых или убитых.

На обочине мятый обугленный «шевроле», видимо, только что оттащили его с дороги.

На уцелевшем заднем стекле полустертая голубая наклейка: «Господи! Все мы дети Твои…»

— ЕСЛИ ИСХОДИТЬ ИЗ ВАШИХ КНИГ, В ИЗРАИЛЕ ВАМ ПРИШЛОСЬ ЖИТЬ НА «ОККУПИРОВАННЫХ ТЕРРИТОРИЯХ», ЕЗДИТЬ ПОД ПУЛЯМИ. ИЗВЕСТНО, ЧТО ЖЕНЩИНЫ, ОСОБЕННО В ПЕРЕЛОМНЫЕ ПЕРИОДЫ ЖИЗНИ, ЛУЧШЕ АДАПТИРУЮТСЯ К НОВЫМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ, ВООБЩЕ, К НОВОМУ. СОГЛАСНЫ С ЭТИМ? И ЕСЛИ ЭТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК, ТО КАКАЯ СИЛА ПОМОГАЛА ЛИЧНО ВАМ?

— Видите ли, по роду занятий мне положено сопротивляться всему, что «известно». Я писатель, человек деталей, отдельных судеб. Мне ничего не известно. Меня и в работе, и в жизни никогда не привлекал общий знаменатель. Поэтому, давайте, сразу заменим оборот «как известно», на оборот «принято считать». Да, принято считать, что женщина гибче. На самом деле за пятнадцать лет мне приходилось встречать здесь самые разные варианты отношения к действительности и быть свидетелем и участником самых разных сюжетов. Видала я и мощных, как бульдозеры, мужиков, прущих через бурелом судьбы, за пазухой которых уютно примостились кошечки-жены; видала и семижильных баб, за день способных убрать по две виллы и сбегать на рынок, чтобы накормить депрессирующего на диване мужика… Знакома с русской женой нашего приятеля, еврея, который мыкается без работы, а она — архитектор, лауреат государственной премии Израиля, и без ее подписи не идет ни один проект в большом регионе; знакома с мужиком, которого сюда притащила жена, через месяц ушла от него к состоятельному израильтянину, а он остался без гроша, знал только одно слово — «работа», так и таскался по разным лавочкам-хозяйствам и твердил угрюмо: «работа»… «работа»… — пока кто-то не сжалился и не позволил за копейки безъязыкому какие-то ящики таскать…

Ну, а жизнь на «территориях», как вы говорите «оккупированных» (мы их называем отвоеванными)… так ведь вся моя семья ездила под пулями, не я одна.

Скажем так: я думаю, что на преодоление трудностей у женщины, как говорят спортсмены, «дыхалка» лучше, понимаете? Длиннее дыхание… Женщина природой приучена к долгому свершению самого великого дела — вынашиванию ребенка. Не говоря уже о кромешном ужасе родового горнила.



Картинка по теме:

Я очень люблю рассказ нашей ташкентской соседки тети Тони, акушерки, про то, как у них зимой в родильном зале лопнула батарея парового отопления. Хорошо, что собственный тети Тонин муж: дядя Саша был сантехником-виртуозом. И вот она его срочно вызвонила:

— Саня, — кричит в трубку, — бежи, спасай! У нас тут роженицы застынут, дети померзнут!..

Тот явился прямо в родзал со своими гаечными ключами, отвертками, шурупами… и волей-неволей оказался свидетелем исконного женского труда одновременно трех бабонек, на трех родильных столах. Бледный был, рассказывает тетя Тоня, как смерть, все у него гаечный ключ из рук валился. Мы с ним тридцать пять лет прожили, трое взрослых детей, четверо внуков… а я его таким жалким впервые видела.

Врачи и акушерки просто не знали — кого спасать: младенцев или полуобморочного дядю Сашу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рубина, Дина. Сборники

Старые повести о любви
Старые повести о любви

"Эти две старые повести валялись «в архиве писателя» – то есть в кладовке, в картонном ящике, в каком выносят на помойку всякий хлам. Недавно, разбирая там вещи, я наткнулась на собственную пожелтевшую книжку ташкентского издательства, открыла и прочла:«Я люблю вас... – тоскливо проговорил я, глядя мимо нее. – Не знаю, как это случилось, вы совсем не в моем вкусе, и вы мне, в общем, не нравитесь. Я вас люблю...»Я села и прямо там, в кладовке, прочитала нынешними глазами эту позабытую повесть. И решила ее издать со всем, что в ней есть, – наивностью, провинциальностью, излишней пылкостью... Потому что сегодня – да и всегда – человеку все же явно недостает этих банальных, произносимых вечно, но всегда бьющих током слов: «Я люблю вас».Дина Рубина

Дина Ильинична Рубина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза