Больно только когда смеюсь

Помнится, после выхода одной из моих книг в австрийском издательстве меня пригласили выступить перед читателями и журналистами. Я сидела за столом, радом со мной — переводчица этой книги. Почти все вопросы были на политические темы; я человек неполиткорректный, резкий, прямо скажем, человек, — поэтому моя милая переводчица по мере развития сюжета алела и алела щеками, наливаясь напряжением все более высоковольтным.

Наконец, одна из журналисток поднялась и поинтересовалась — понимаю ли я, что чувствует палестинская мама…

Я смотрю — моя переводчица совсем сварилась, опустила голову, бормочет:

— Надо немедленно прекратить эту неприятную тему… немедленно… переключить… остановить…

— Вот что, Ирэна, — сказала я ей твердо. — Сейчас вы переведете слово в слово все, что я стану говорить. Прошу не смягчать и не сокращать…

Таким, вот, образом, за те пять дней, пока я находилась в Австрии и Германии, я давала интервью самым разным журналистам. И в каждом фигурировала пресловутая «палестинская мама». Когда напоследок моя издательница робко объявила, что сегодня на ярмарку (дело происходило в Лейпциге, на знаменитой книжной ярмарке) у меня придет взять интервью еще одна журналистка, я сказала:

— Нет, увольте. Я исчерпала вербальные методы спора. Я просто побью эту журналистку, и учтите, что это не эвфемизм: драться я умею, я выросла в ташкентском дворе.

Вижу, моя издательница сильно смутилась… да деваться некуда — уже дала слово журналистке.

Ну, думаю, пеняйте на себя!

В договоренное время является в павильоне ярмарки на стенд издательства чудовищная баба: лохматая, в каком-то ватнике, в огромных кроссовках… начинает разматывать проводки… Ну, все, думаю, на эту точно брошусь. Это даже оригинально, и вполне по-русски: скандал-рукоприкладство писателя на книжной ярмарке на фоне своих книг.

Тут лохматое чудо в ватнике включает диктофон и говорит:

— Прежде всего, госпожа Рубина, скажите, каково это: жить в единственно демократической стране региона, окруженной океаном врагов?

И я бросилась на нее. И крепко обняла…

Картинка по теме:

В один из ослепительных осенних дней я опять оказалась в любимой Италии. Просто зарулила по пути из Москвы в Иерусалим. Мы с моей подругой иногда встречаемся так, на нейтральной территории. Нейтральной территорией оказался на этот раз городок Сорренто.

Ив последний перед отъездом день она уговорила меня «шикануть», пообедать в знаменитом рыбном ресторане в порту Марина Пикколо. Стоял жаркий день, вполне обеденное время; к деревянному настилу ресторана, что выдвинут был на сваях прямо в море, выстроилась приличная очередь хорошо одетых людей: ресторан был весьма недешевым. Иногда к вывешенному на треноге меню подваливала какая-нибудь бродячая студенческая парочка, но, едва бросив взгляд на цены, немедленно отваливала.

В терпеливой этой очереди моя общительная подруга разговорилась с пожилой интеллигентной, и, вероятно, очень богатой индианкой в роскошном сари. Приветливая и сдержанная одновременно, та поинтересовалась — откуда мы и, выслушав ответ — всегда забавно наблюдать этот «обвал лица»: опущенные губы, сведенные брови… — расстроилась за нас. На прекрасном английском принялась журить за «бесчеловечное обращение с палестинцами», советовала примириться с ними. Несколько раз повторяла, что ее страшно волнует участь палестинцев, «ведь пока мы тут с вами лакомимся устрицами»…