Больные ублюдки

Не было никакого смысла лгать ей.

- Почему мы ничего не помним? - спросила она.

- Наверно, из-за бомбы. Что-то связанное с радиусом взрыва?

- Если бы не та фотография, я бы даже не знала, что ты мой Брат.

- Тогда радуйся, что она у нас есть.

- Те твари, в лесу, - сказала она, - что, если это все, кто остался?

- Такого не может быть.

- Тебе откуда знать.

- Потому что мы тоже были бы одними из них. Если они превратились в... Во что превратились из-за бомбы... Мы бы давно были бы такими же.

- Как ты думаешь, что они такое? - спросила она.

- Хрен его знает.

- Как думаешь, они придут к нам домой?

- Не знаю.

- Если они нападут, баррикады же не сдержат их?

- Не сдержат.

- Они убьют нас.

Я не ответил ей. Она была права, и я хотел согласиться с ней, но это не помогло бы ситуации. Во всяком случае, это только усугубило бы её. В то же время мне не хотелось лгать ей и говорить, что все будет хорошо.

Некоторое время мы сидели молча.

- Братик?

- Да?

- Ляг со мной?

Я внимательно посмотрел на нее. В бледном лунном свете я понял, что она плачет. На ее щеках блестели слезы. Я поднялся с пола и сел на край матраса, на котором она лежала. Я положил руку ей на бок, чтобы успокоить её, чтобы дать ей понять, что она не одна.

- Все будет хорошо, - заверил я ее. Я не хотел лгать, но понял, что делаю именно это. - Отец прав. Кто-нибудь придет за нами, и все будет хорошо...

- Не знаю, чего я боюсь больше, - сказала она. - Того, что происходит снаружи, или того, что моя память как будто стёрта, я даже не знаю, кто я.

- Ты - моя Cестра, - сказал я ей, - а я - твой Брат. Твой Брат - защитник!

Я нежно сжал ее руку.

- Пожалуйста, обними меня, - сказала она.

Я устроился так, чтобы лечь позади нее. Я положил одну руку себе под голову для поддержки, а другой обхватил ее. Я еще раз нежно сжал ее руку. Мы оба просто лежали в тишине, глядя на мир за прорехами в баррикадах.

Мне стало смешно. Потому что там было красиво. Спокойно. Можно было бы думать, что там нормально.

Голод

На следующее утро мы с Cестрой проснулись в объятиях друг друга от урчания в животе и непреодолимого чувства отчаяния. Вчера мы почти ничего не ели, и все же мы знали, что то, что мы ели, будет большим, чем то, что мы съедим сегодня. Я уверен, что читал где-то, что можно прожить без пищи дольше, чем без воды, и в данный момент краны все еще работали. Но мне было все равно. Я был голоден и не хотел пить, мне казалось, что я слабею с каждой минутой (хотя я был уверен, что это было главным образом в моей голове).

Прошлой ночью Cестра довольно быстро уснула в моих объятиях, после того как я прижался к ней сзади, мое присутствие принесло ей некоторое утешение. К сожалению, у меня не было такой роскоши, и я не спал почти всю ночь, глядя в окно (через баррикаду) на внешний мир, желая, чтобы все вернулось к тому, как было до инцидента, который изменил все к худшему. Я знал, что нет смысла желать таких вещей, но ничего не мог с собой поделать. Несмотря ни на что, я все равно хотел уйти. А потом, когда понял, что зря теряю время, я лежал и думал, стоит ли мне взять ситуацию в свои руки и уйти из дома одному.

- Я собираюсь найти какую-нибудь еду или помощь.

Именно это я и сказал бы Mаме с Папой. Конечно, он сказал бы мне, чтобы я не был таким идиотом, но я бы с ним поспорил. Я бы сказал ему, что у нас нет выбора и что один из нас должен пойти туда. Если он не собирается этого делать, то тогда это сделаю я.

- Спишь? - cестра прервала мое воспроизведение того, как, по моему мнению, должен был идти разговор.

- Да.

Не знаю, почему я солгал. Просто солгал.

Она вывернулась из моих объятий. Неужели ей вдруг стало не по себе от того, что я лежал так близко? Разве не она сама попросила меня лечь с ней на матрас?

- С тобой всё хорошо? - спросил я.

- Да.

Я не помню своего имени, но помню вопрос «С тобой всё хорошо?». Если кто-то кого-то так спрашивал, то, скорее всего, тот человек был далеко не в порядке. Я не стал давить на нее, чтобы узнать, о чем она на самом деле думает. Да мне и не нужно было этого делать. Я ожидал, что уже знаю ответ. Она была напугана этой ситуацией (как внутри дома, так и снаружи). И она имела на это полное право; оба наших желудка громко урчали, и это невозможно было исправить, сидя в мнимой безопасности дома в надежде, что кто-то придет и спасёт нас. Кроме того, если кто-то действительно придет, поверит ли Oтец, что они действительно здесь, чтобы помочь, или он просто будет рассматривать их как возможную угрозу? Мародеры под мирным предлогом хотят присмотреться, что и кто есть в доме?

- Я хочу отправиться за припасами, - сказал я ей. Последовало короткое молчание. - Я подумал, что, может быть, стоит выйти и посмотреть, не найду ли я помощи или какой-нибудь еды.

- А как насчет того, что сказал Oтец? - спросила она.

- Ты же знаешь, что мы не можем просто сидеть здесь и ждать.

- Но если ты уйдешь... То, что он говорил о тех тварях там, снаружи... Эти люди...

- Если я останусь, мы умрем с голоду. Как долго мы сможем продержаться без еды? У меня нет выбора.

- Папа тебе этого не позволит.