Больные вещи

- Пожалуйста, заполните эти формы в трех экземплярах. Займите место в конце очереди, и мы займемся вами как можно скорее.

Захари стоял и смотрел на сложные формы, которые ему вручила медсестра, не в силах поверить в происходящее. Он посмотрел на женщину с гневным протестом, но она просто проигнорировала его, вернувшись к своей работе. Захари взял карандаш из чашки, стоявшей на столе и направился обратно в дальний конец очереди.

По пути на него снова напали ужасные лица раненых и умирающих детей. Некоторые свернулись в клубочки зародыша, другие корчились в озабоченных руках отцов и матерей. Он увидел лица, которых не заметил вначале. Они были смутно знакомы; лица детей, с которыми он мог столкнуться в ночи Хэллоуина раньше, возможно, в Хьюстоне, Сиэтле или Денвере.

Он отвел глаза от этих бледных лиц с изорванными кровоточащими губами и остекленевшими от боли глазами и уставился на пол больницы. Он был залит на дюйм в крови и рвоте. В этой грязи плавали иглы, матовое стекло и бритвы. Они мерцали, как звезды с острыми краями в бурном небе.

Он дошел до конца узкого холла и нашел свободное место. Он тяжело сел и громко ахнул. Казалось, что весь его кишечный тракт вырезают изнутри, как и его легкие. Дышать становилось трудно, но воздух все равно входил и выходил, почти музыкально насвистывая вокруг лезвия бритвы, застрявшей в его зубах. Он посмотрел на страховые бланки в руке и в замешательстве покачал головой. Похоже, это было на каком-то языке, который он не мог понять. Его дрожащая рука ходила ходуном над бумагой, и карандаш медленно двигался по формам, заполняя их, несмотря на спутанное сознание его мучительного разума.

Он смотрел вверх глазами, умоляющими кого-нибудь помочь ему, но не нашел никого, кто сочувствовал бы его страданиям. Маленькая девочка, одетая как Рэггед Энн, ярко улыбнулась ему. Она полезла в хеллоуинский мешок и вытащила большой "Сникерс". Сердце Захари подпрыгнуло, когда он узнал шоколадный батончик, он был одним из тех, который он напичкал дезинфицирующим средством. Он пытался что-то сказать, но физически не смог. Он наблюдал, как ребенок откусил конфету пополам и проглотил ее.

Спустя несколько мгновений ее шестилетнее тело сотрясали судороги, а из носа и рта вырвалась пузырящаяся белая пена.

Захари снова посмотрел на формы и обнаружил, что все они аккуратно заполнены. Темноволосая медсестра подошла и взяла документы из его трясущихся рук, которые покрылись черными прожилками от яда, протекавшего по его кровотоку.

- Хорошо, - сказала она с плоской улыбкой. - Я вижу, что вы закончили. Теперь придется немного подождать. Из-за хаотичной ситуации мы вызываем всех пациентов по алфавиту, а не по порядку прибытия.

По алфавиту! – кричал его разум. Он задыхался и булькал, пытаясь что-то сказать ей, но это усилие вызывало только мучительное чихание. Густая струя кровавой слизи вырвалась из его ноздрей, запачкав чистое белое платье медсестры кровью. Захари уставился на осколки битого стекла и разорванную ткань носа. Медсестра, казалось, снова ничего не заметила. Она повернулась и направилась к стойке регистрации.

Волны тошноты и боли хлынули через него, и он с ужасом наблюдал, как мерцающие кончики тысячи крошечных иголок и ногтей пробивались сквозь поры его кожи. Они проткнули его руки и ноги, из-за чего ему было мучительно неудобно сидеть на жестком пластиковом стуле.

Не могу больше ждать, - сказал он себе. - Я умру, если мне придется ждать здесь еще минуту!

Он начал вставать, но, когда он посмотрел на двойную дверь отделения неотложной помощи, он обнаружил, что их больше нет. Перед ним простиралась только стена из совершенно белого шлакоблока, преграждающая ему выход. Он снова перевел взгляд на узкий коридор, который, казалось, тянулся в бесконечность. Медпункт был так далеко, что он едва мог его видеть.

- Следующий, - позвала медсестра. Ее голос эхом отражался от стерильных стен клиники, как будто она кричала из ямы глубокого каньона. - Эндрю Абернати.

Он увидел, как миниатюрный клоун неподалеку встал. Когда парень шел по коридору, он повернулся и широко улыбнулся своему мучителю. Из пухлых щек четырехлетнего ребенка торчало множество окровавленных бритвенных лезвий.

Стивен Захари почувствовал, как другие маленькие глаза, как живые, так и мертвые, пялились на него, и отвернулся, не в силах терпеть их взгляды ликующего обвинения. Он ждал сидя на булавках и иголках, зная, что между буквами A и Z лежит вечность страданий.

"Старый Харкер"

С тех пор, как я был еще совсем маленьким и бегал босиком по холмам Теннесси, я смотрел на старика с явным отвращением. Или, скорее, на его особенно отвратительную привычку.