Болотник

— …ды… — послышалось мне. Кто-то слабым голосом просил у меня воды!

— Ёк макарёк! Ща братан, держись! — я пулей метнулся к аэролодке и схватив аптечку и фляжку с питьевой воды, бросился обратно.

Когда я спрыгнул в грузовой отсек вертолёта, в нос мне ударил тошнотворный запах разложения. Честно говоря, я чувствовал его и возле аэролодки, но списывал всё на вонь болотных газов и гниение растений, однако внутри вертолёта, несмотря на множество отверстий и открытые люки, он был почти невыносим. Зажав рукой нос и дыша открытым ртом, я осмотрелся. Весь ужас произошедшего, открылся передо мною. Все, кто разбился в вертолёте были ещё здесь. Никто их пока не нашёл и не эвакуировал. Грузовая кабина залита болотной грязью, из которой, прямо возле входа виднеются тела в военной форме, кое как прикрытые чехлами, видимо от двигателя вертолёта. Много тел, не меньше восьми. Над этой грудой, вьётся живая туча мух и мошки, от чего кажется, что двигатель вертолета до сих пор работает на малых оборотах. Чуть дальше, возле раздавленной кабины пилотов, навалом лежат ящики с армейской маркировкой, кто-то явно постарался уложить их как можно ровнее, делая импровизированную кровать и создавая возвышение над болотной жижей. На ящики уложены груды спальных мешков и какой-то брезент, скорее всего армейская палатка. Её же укрыты ещё три тела, ровно лежащие рядом друг с другом. Вот одно из них и подавало признаки жизни.

Сдерживая рвотные позывы, и спотыкаясь о мёртвые тела, и какие-то лежащие в грязи инструменты я бросился к выжившему. Перед моими глазами открылась ещё более жуткая картина. Двое из выживших в катастрофе явно застрелились. Покрытые бинтами распухшие тела и простреленные головы, лужа запёкшейся крови. У крайнего справа, в руке табельный ПМ. Возле левого борта, тяжело дыша пересохшими губами, лежит пока ещё живой человек. Сильно искусанное мошкарой и комарами опухшее лицо, глаза заплыли и не открываются, такие же кисти рук. В правой руке зажата отвертка, которой пострадавший без перерыва тихонько скребет борт вертолета. Я, дрожащими руками отвинтил крышку фляги и поднес её к губам лежащего человека.

Никогда прежде я не видел, чтобы так жадно пили воду. Он буквально не отрывался от фляги губами, пока последняя капля не исчезла в его рту.

— Ещё — прохрипел он, когда вода закончилась.

— Потерпи немного братец. Чуть попозже ещё дам, я тебя сейчас осмотрю и будем выбирается отсюда — я откинул в сторону край брезента, которым он был укрыт. Военная форма, жутка грязная и пропахшая застарелой мочой, видимо в туалет ему приходилось ходить под себя. Сильно раздутый живот. Погоны полковника, на поясе кобура с табельным пистолетом.

— Пристрели меня — снова прохрипел полковник — я сам не могу.

— Ты чего это удумал? Сейчас. Потерпи. Всё нормально будет дружище. Уже закончилось всё. Я тут, я помогу — я быстро раздевал пострадавшего пытаясь рассмотреть повреждения на его теле.

— Позвоночник слома, ног не чувствую — тихо прохрипел полковник — пристрели меня Кирилл, богом тебя молю, не могу я больше. И сил нет, даже пистолет вытащить.

Я удивлено уставился на пострадавшего. От куда он меня знает? Нет у меня в знакомцах ни одного полковника.

— Не узнал? А я вот тебя сразу по голосу узнал. Толик? Майор? Помнишь? — с трудом улыбнулся мой старый знакомый.

— Толян! Ты что ли?! Да, когда же тебя до полковника повысили? Месяц назад ещё майором был.

— Давно уже Кирилл. Несколько лет как. А то, что майором ты меня видел, так служба у меня такая. Ты не тяни Кирюха, я долго не выдержу. Или мне дай пистолет, в руку вложи и к голове поднеси, я сам всё сделаю. Только курок взведи.

— Да что же ты заладил то, пристрели и пристрели — психанул я — всё нормально будет. Скоро спасатели прилетят, подлечат тебя.

— Не будет никого Кирилл. Ни спасателей, ни больницы. Я слышал, как ты в вертолет врезался и снаружи матерился, у тебя тоже лодка разбита. Нас с тобой никто не спасёт.

— Да как не спасёт то? Ты чего несёшь? Целый военный вертолет пропал, с отделением солдат. Полковник КГБ. На нём же штатный автоматический аварийный радиомаяк установлен. Да и тут рядом, радарная станция ПВО стоит. Будут искать — найдут. Главное продержатся.

— ГРУ.

— Что ГРУ? — не понял я.

— Полковник главного разведывательного управления Министерства обороны Фомин Анатолий Францович — терпеливо объяснил мне Толик.

— Очень приятно. Будем знакомы — зло прошептал я, осторожно протирая лицо и глаза Анатолия ватным тампоном, смоченным в перекиси водорода — только всё равно ни хрена не понятно. Почему вас искать не будут?

— Никто не знает, что мы здесь. Вертолёт не в одной воинской части не значится. Аварийного маяка нет, радар наш борт видит, как самолёт сельхоз авиации, о том, что пропал, никуда не сообщат. Полетного задания нет, нас вообще, ни для кого нет. Управление никого для поисков привлекать не будет.