Болотница

С ломом я расставалась с большой неохотой, но всё же решила, что лучше его оставить. Я припрятала его в кустах, у забора рядом с калиткой. Тут мне пришла в голову мысль, что лом можно заменить какой-нибудь дубинкой или просто палкой покрепче, но ничего такого мне на глаза не попалось. Оставалось надеяться на то, что в драку мне вступать не придётся.

Чтобы взять мамину сумку, мне пришлось опять зайти в её комнату. Сердце колотилось, как сумасшедшее, когда я, сделав глубокий вдох и задержав дыхание, как перед прыжком в воду, пулей влетела в спальню, схватила сумку и выскочила в коридор, захлопнув за собой дверь.

Мама всегда бросала свою сумку раскрытой в прихожей или, как в этот раз, при входе в комнату и никогда не запрещала что-нибудь брать из неё, разве что с обязательным условием заранее ставить об этом маму в известность. Но раньше у меня никогда не было повода самой рыться в её вещах, потому что мама всегда была рядом и всегда можно было попросить непосредственно её саму.

Я достала мамин кошелёк, посмотрела, сколько там денег, решила, что буду тратить, если понадобится, самый минимум, и поглубже запихнула кошелёк в карман шортов. А сумку, быстро приоткрыв дверь, вернула в мамину спальню. В конце концов, там были мамины документы. Не очень-то хорошо, чтобы они валялись на виду, даже в такой глухой деревне.

На улице, как обычно, стояла давящая тишина. Здесь было очень солнечно и очень чисто. Как бывает чисто только там, где некому мусорить. Ни следов от машин, ни бумажки, ни банки из-под пива.

Всё вокруг больше напоминало декорацию к какому-то фильму про деревенскую жизнь, откуда давным-давно уехала съёмочная бригада вместе с актёрами. Словно в середине съёмок закончились деньги, и никому не нужна стала вся эта бутафория. Выглядит похоже на реальность, а зайди за угол — там простая некрашеная фанерка, подпёртая палками.

Только вот здесь всё по-настоящему, никакой фанеры. И даже люди живут.

Я подошла к участку Василия Фёдоровича и заглянула за забор. Никого не было видно. Если бы я не знала, что здесь живут, сама ни за что не догадалась бы. Придётся стучаться в дом.

Калитка была не заперта. Я вошла с некоторой опаской, но рыжей собаки нигде не было видно, никто не бросился на меня с лаем. Собравшись духом, я почти бегом преодолела расстояние от калитки до дома, взлетела на крыльцо и решительно постучала.

— Одолжите мне велосипед! — выпалила я, едва Василий Фёдорович открыл дверь. Он молча и изумлённо уставился на меня, а я быстро добавила. — Пожалуйста! Я заплачу́.

И решительно раскрыла мамин кошелёк. Я понятия не имела, сколько надо оставлять денег в залог и вернут ли мне их.

Василий Фёдорович выглядел очень неприветливо. Его губы сжались в узкую полоску, серые, будто выцветшие, глаза под седыми бровями колюче пробуравили меня, и старик… захлопнул перед моим носом дверь.

Я была так ошарашена, что пару минут даже не сдвинулась с места, тупо глядя на облупившуюся краску на деревянной двери. Потом медленно развернулась и стала спускаться с крыльца, стараясь не заплакать. Только не при этом гадком старике. Наверняка он сейчас смотрит из-за занавески и смеётся надо мной. А может зря я про деньги сказала…

— Куда пошла? — грубо рявкнул старик, выводя велосипед из-за своего дома. Оказывается, он просто ушёл через заднюю дверь в сарай, где хранил своё транспортное средство.

— Держи. Не сломай. Покатаешься — вернёшь. Если сломаешь, сама чинить будешь.

И, не слушая моего благодарного лепета, снова ушёл в дом, так же хлопнув дверью, мол, разговор окончен.

Псина обнаружилась опять на выезде из деревни. Я ей даже обрадовалась.

— Приветик, собачатина, — поприветствовала я ленивую животину, но та никак не отреагировала на меня. Я с трудом удержалась от желания немного подпихнуть её ногой, чтобы хоть чуть-чуть расшевелить.

Хотя никакой другой дороги из Анцыбаловки в Зелёново не существовало и не было никакой возможности заблудиться, я всё равно очень боялась, что не доеду. Когда мы шли пешком с мамой, мы болтали и смеялись, и никуда не спешили, и путь через лес казался интересным и даже красивым. Сейчас я хотя и ехала на велосипеде, но в полном одиночестве, и дорога совсем не выглядела теперь приветливой и безопасной. Я постоянно оглядывалась, чуть не падая с велосипеда, потому что мне всё время казалось, что сзади раздаётся хруст шагов или даже шуршание шин. И густые кусты таили в себе опасность. Там мне мерещились тёмные неясные фигуры, которые могли выпрыгнуть перед самым моим носом и утащить меня неизвестно куда. И никто бы не спохватился, не стал бы искать. Да и не нашёл бы.

Я пробовала петь во весь голос и даже выкрикивать: «Я не боюсь! Я вооружена! Я владею кун-фу!» Последнее было откровенной ложью, к тому же я не была уверена, что те, кто мог бы выпрыгнуть на меня из леса, вообще знали что-то о восточных единоборствах и тем более — как они называются.