Болотное гнездо (сборник)

Вскоре лес расступился, на изжеванной, измятой трелевочными тракторами серой глинистой вершине стоял скелет тригонометрической вышки. Обогнув ее, дорога покатилась вниз, нырнув в лесной тоннель. Санька заметил, на этой стороне склона дождя не было, видно, гроза не смогла осилить хребет и прошла стороной. Минут через двадцать лес расступился, и они выехали на поляну. Храмцов тотчас же узнал ее – сутки назад садились сюда. Но это была уже не та поляна. Наискось рассекал ее самолетный след, по обе стороны от него лежала сморенная, жухлая трава. Шипицын не стал останавливать машину, бросил короткий взгляд на поляну; но Санька запомнил его глаза, – так смотрят, когда натыкаются на неприбранные, разбросанные по комнате вещи. Свернув с дороги, Шипицын повел «газик» как раз в ту сторону, куда взлетали на самолете, мимо березок, на которых свернулись в трубочку листья, точно их опалило нестерпимым жаром. Санька знал – через день-два листья почернеют и березы засохнут. Именно для этого лесхозы вызывают самолеты – прореживать кустарник, уничтожать подрост, осину, березу – все, что не идет в заготовку и, как считают лесники, путается под ногами.

– Вот и приехали, – вдруг сказал Шипицын и остановил машину.

Чуть в стороне от распадка под склоном горы Храмцов увидел крытый драньем балаган. Неподалеку от него, точно поплавок, торчал из травы красный кузов дедовской «эмки», рядом с ней стояла машина Лахонина.

Встретил их Вениамин Михайлович. Забежал сбоку, открыл дверку.

– Наконец-то приехали, – тяжело дыша, быстро проговорил он. – Отец хотел прибрать, я не дал. Пусть будет так, как есть. Пусть все увидят, что наделали!

Откуда-то сбоку, с горы, спустился к приехавшим Лахонин. Кивком головы поздоровался со всеми и, улучив минуту, поманил Саньку глазами.

– Видел, какая заварушка началась? – беспокойно кося взглядом в сторону Шипицына, зашептал он. – Экая новость – пчел потравили. Нехорошо, конечно, но что поделаешь. Слушай меня внимательно. Я с Кушеверовым говорил, он нормально настроен, претензии к вам не собирается предъявлять. Говорит, внесем пасеку в общие потери от лугового мотылька, выплатим деду компенсацию. А ты поговори с ним, чтоб не шумел. И еще. Мы сюда не летали!

Санька не успел ответить, подошел дед и повел их вниз по узенькой, протоптанной меж кочек тропинке. И вдруг, упершись друг другу в спины, остановились. Вокруг ульев шевелящимся ковром лежали пчелы. Храмцову даже показалось, что с неба выпал пчелиный град. Тихо журчал неподалеку ручей, синее застывшее небо глядело в распадок, хмурились огромные, столетние сосны, от земли шел еле слышный медовый трупный запах.

– Ну что, убедились? – сказал дед Лахонину. – Пропади все пропадом!

– Успокойся, Михаил Осипович, – сказал Лахонин. – Вернем мы тебе за пчел.

– Да какой мне толк с ваших денег! – воскликнул с горечью дед. – Каждая семья за сезон по шестьдесят килограммов меду давала. И еще столько могла давать. Вы же обещали – не будете самолеты вызывать. Слову своему не хозяева. Да и хозяева ли вообще? Так, одна видимость.

– Кто же знал, что мотылек появится? – вздохнул Лахонин. – Надо было что-то предпринимать, вот и пришлось самолет вызывать. Не мы одни.

Дед молча посмотрел на Лахонина и, махнув рукой, сгорбившись, пошел к балагану. На полпути остановился, глянул через плечо.

– Вы эту землю не корчевали, чужая она вам. Скажи, полезно, – и себя химией зальете. Далеко ходить не надо, вон таблетками разными себя травите. Куда движемся – не пойму. Мне-то немного осталось, – дед ткнул пальцем в Саньку, – а им-то жить да жить.

Не решаясь ступить на пчел, Храмцов постоял немного, затем пошел от пасеки прочь, мимо балагана и машин, мимо сидящего возле балагана деда. Полез прямо в чащу подальше с глаз. Натолкнувшись на поваленное дерево, сел и бессмысленно стал смотреть в землю.

«Лучше бы мне в тот день не просыпаться», – думал он.

Пока он не видел пчел, пока шли одни разговоры, пусть и неприятные, он все же надеялся – обойдется, как обошлось в той истории с балахнинским быком. Весело, можно сказать, вышло. Но там были чужие люди, которых он видел в первый и последний раз. Здесь же кругом свои, они-то не забудут, как он угробил дедовских пчел. Помог, называется.

– Саня, там все собрались. Кушеверов приехал.

Храмцов поднял глаза, перед ним стояла Вера. Санька не мог понять, чего больше в ее глазах: осуждения или сочувствия.

– Это я их угробил, – сухо сказал Санька. – И не надо меня жалеть.

– Знаю, что ты, – спокойным голосом ответила Вера. – Я тебя не жалею. Вот деда жалко. А тебя – понять не могу. Что спрятался? От себя не спрячешься. Пошли. Они тебя ждут. Катя с Анатолием приехали.

– А они-то зачем? – Санька удивленно посмотрел на Веру.

– В составе комиссии, по положению, должен быть ветеринар. Она здесь лицо официальное.