Болотные огни

И вдруг все это представилось ему со стороны. Он подумал, что никогда не простит себе этого пути и что воспоминание о нем будет преследовать его всю жизнь.

«Им нужен я, — думал он, — я что-то должен буду сделать, и, вероятно, на железной дороге. Разобрать путь? Взорвать поезд? Вы ошиблись адресом, друзья мои. Так у нас не выйдет».

Он повернулся и пошел им навстречу. Он шел выпрямившись, надменно подняв голову и глядя вверх (чтобы не видеть направленного на него дула, самой, этой дырки). Он не слыхал, как сказал Левка: «Теперь уже можно», не слыхал он и выстрела. Земля кинулась на него со всеми своими кочками и жесткими болотными травами. «Ты один остался, один…» — подумал он о Сереже, уже лежа на земле и, как вспомнил он потом, много дней спустя, — изо всех сил стараясь не умереть.

Поезд, сказали мы, летел к своей гибели, однако он не летел, он еле полз. Старик Молодцов медленно вел его вне всякого графика — путь был виден плохо. С унылым воем состав шел в тумане.

Николай Степанович высунулся далеко из окна, стараясь разглядеть полотно и огни семафоров, но свет двух паровозных фонарей упирался в дрожащую мглу, куда убегали рельсы и откуда неожиданно выползали придорожные огни. В седом тумане, в молоке шел паровоз. Машинист тихо ругался. Глаза ломило, ничего не было видно. «И надо же, чтобы именно сегодня! — с досадой думал старик. — В такую ночь недолго до беды».

Иногда туман, свиваясь пеленами и нестойкими привидениями, расступался, и путь был виден немного дальше. Несколько раз старику чудилось, что на рельсах кто-то стоит, но всякий раз это оказывалось ошибкой.

Старый машинист хорошо знал этот путь и обычно, не глядя, угадывал каждый его участок, однако теперь даже он не понимал, сколько времени они едут и где находятся, словно состав ползет наугад в мире, где нет ничего, один только туман.

— Дядя Коль!.. — прокричал помощник.

Да, Николай Степанович видел и сам, только не мог разобрать, что это такое.

— Будто человек на коне. Откуда здесь взяться человеку на коне?

Долгое время старик не мог рассмотреть этот мечущийся и расплывающийся призрак. Похоже было на то, что это действительно всадник. Поставив поперек полотна пляшущего своего коня, он одной рукой сдерживал его, а другой, повернувшись вполоборота, сильно и отчаянно чертил в воздухе над головой. «Нельзя! Дальше нельзя!» — говорила эта рука. Он мелькнул видением нечетким и мгновенным, потому что лошадь сейчас же метнулась в сторону, а через некоторое время паровоз выполз на то место, где она стояла. Николай Степанович остановил состав. Внизу под насыпью вертелся всадник. Старик узнал Нестерова.

— Дядя Коля! — орал тот, еле удерживая на месте взбешенную Розалию. — Дальше нельзя! Путь минирован!

Николай Степанович соскочил на шпалы, надеясь расспросить; к паровозу бежала сопровождавшая состав охрана; сошло несколько пассажиров. Однако то ли Нестеров не мог удержать взбесившуюся со страху Розалию, то ли не хотел объяснений, только он скрылся в туманном море. Еще раз послышалось: «Нельзя, дальше нельзя!» — и всё.

Поездная бригада вместе с охранниками медленно двинулась вперед по путям.

Когда Берестов и Водовозов прибыли на место происшествия, они застали здесь уже множество народу. В расползшейся по насыпи толпе стоял Левка. Тут же были Николай, старик Молодцов. На рельсах лежал инженер.

— Мы что сделали, — видно, во второй уже раз рассказывал Левка самым простецким и азартным тоном, — мы, как подозрение у нас появилось, послали Петровича, это Нестерова значит, на лошади и вот этого на мотоцикле — кто уж успеет! — остановить поезд, а сами сюда. Смотрим: работают трое на путях. Одного подлеца мы стукнули, — он кивнул головой на инженера, — остальные убежали. В двух местах минировали, гады, наверняка работали.

Александр Сергеевич лежал на спине. Лицо его хранило страдальческое ребячье выражение. Берестов взял его холодную руку. Пульса не было. Не впервой было держать человеческую руку, в которой нет пульса, однако теперь это казалось ему невозможным. Стал на колени, чтобы послушать сердце, и не услышал стука.

Он поднял голову и встретился взглядом с Водовозовым. Долго и неотрывно смотрели они в глаза друг другу.

Глава II

Нюрка сидела на корточках меж бочек с желтыми солеными огурцами и что-то разгребала на земляном полу. При виде Анны Федоровны она не поднялась, а только взглянула на нее снизу вверх с видом покорным и безнадежным.

— Слыхала? — удовлетворенно спросила Анна Федоровна, усаживаясь на ящик, и прибавила: — Ну и вонища у тебя здесь.

— Ничего не слыхала, — уныло отвечала Нюрка.

— Плохи дела у твоего начальника.

— Какого такого начальника?

— Товарища Дениса, вот какого. Из доверия, говорят, вышел.

Нюрка по-прежнему разгребала на полу какие-то черные коренья.

— Теперь не он Левку, а Левка его судить будет, — с торжеством продолжала Анна Федоровна, — вот как дело-то обернулось.

— Как это — бандит и вдруг начальника судить будет? — не поднимая головы, ответила Нюрка.